Анастасия Гладкова — блогер, мама троих детей, пережившая потерю мужа. 

Наш старший сын тяжело болен, у него эпилепсия. Он не может ни сидеть, ни есть самостоятельно. Лишь иногда фиксирует взгляд. Когда он родился, мир для меня рухнул. Я винила во всём себя.

В течение первого года жизни сына мы практически не вылезали из больницы. Самое яркое ощущение того времени — полная растерянность. Не было врача, который посадил бы нас и рассказал, что теперь делать, почему так происходит, как дальше жить. Я уже не говорю о психологической помощи.

Мы с мужем страшно ссорились. Я считала себя виноватой. Наверное, съела во время беременности что-то не то? Прижимала сына и говорила: «Прости». А муж считал виноватым себя. Корил за то, что не дал денег на платные роды. Хотя ничто не предвещало беды, да и никто конкретно не был виноват. Но я дошла в своем горе до суицидальных мыслей.

Мы не умеем выражать свои чувства экологично. Ощущаем вину, но набрасываемся на того, кто рядом. Думаю, часто именно из-за состояния женщины мужчина уходит из семьи с больным ребенком.

В какой-то момент мы вдвоем пошли к психологу. Она спросила мужа: «Зачем вы пришли?», а он ответил: «Не знаю. У меня всё хорошо». Я, в отличие от него, прекрасно понимала: моя миссия — спасти семью. Пока не поняла, что мне нужно спасти себя для начала.

На следующей встрече с психологом, когда я пришла одна, она предложила мне простое упражнение. «Представьте, что вы идете по парку. Какой парк вы любите? Хвойный? Смешанный? Пусть будет смешанный. На лавочке сидит человек. Кто-то, кто вызывает у вас самые добрые чувства. Кто это может быть? Бабушка?» Почему-то в моем представлении она была в народном костюме, пухленькая. И вот когда я была внутри образа, расслабилась, растаяла, психолог стала описывать мне, как бабушка меня обнимает: «Ты, Настя, чувствуешь, что это твой человек, у тебя с ней сердце бьется в такт. И она тебе говорит, что ты хорошая, ты всё делаешь правильно, ты ни в чем не виновата. Ты очень любишь своего сына, и он любит тебя. И ты всё делаешь правильно. У тебя очень большое сердце, ты этим сердцем чувствуешь людей, ты умеешь их принимать, дарить свое тепло».

Я начала плакать и не могла остановиться. Все эти годы я чувствовала себя пустым местом. И не потому что муж мне не говорил этих слов, — говорил, и близкие говорили, и от подписчиков я получала большую поддержку. Но мне этого в детстве не сказали мама и папа. И тогда я поняла, что они уже этих слов никогда и не скажут. Надо учиться делать это самой. Мне рано спасать семью, мне плохо, мне себя спасать надо.

С того момента я начала себя спасать. Дело было не в сыне, а во мне: я не могу себя принять, не могу принять мужа, какой он есть.

Максим больше не пошел к психологу, но чувствовал, что со мной что-то происходит. Я ничего дома не делала, не убирала. Я так ему и сказала: «Мне плохо, я сейчас спасаю себя, хочешь, оставайся рядом». Он приходил с работы, мыл посуду, драил полы. А я занималась собой, даже могла уйти: «Ты пришел с работы, хорошо, вот сын, вот еда, я уехала». Муж тогда не ушел, а начал делать то же самое в плане работы над собой. Сегодня мой вечер, а завтра его, он говорил: «Я сегодня не приеду домой, пойду в поход».

Он читал свою литературу, я свою. Слушала какие-то классные тренинги. И постепенно стала совершенно по-другому относиться к своему ребенку, приняла его как сына, а не как проблему и обузу.

Я поняла, что он не ангел. И что он привнес в нашу семью совершенно новые краски. И Макс стал так Ваню принимать. Если бы не старший сын, мы бы с мужем ничего друг про друга не поняли. Несмотря на горячий темперамент, мы дополняем друг друга, можем любить друг друга, быть вместе насколько можем и быть совершенно свободными в хорошем смысле этого слова.

Муж купил ружье, свекровь говорит: «Как ты ему разрешила?»

«В смысле разрешила? Это взрослый мальчик. Он у меня не спрашивает разрешения, а я у него».

У нас родилось еще два сына. А еще одного ребенка мы потеряли. Он родился мертвым на 39-й неделе.

Полтора года назад в автомобильной катастрофе погибли мой муж и моя свекровь. Свекровь была для меня не персонажем характерных анекдотов, а практически второй мамой. Как-то муж после десяти лет брака спросил ее: «Ну что, мам, хорошая у тебя невестка?» На что она ответила: «А у меня нет невестки, у меня есть дочь». Она обожала внуков, а Ваню больше всего. Я ее называла свекрулей и булечкой.

Авария произошла по вине другого человека, не мужа. Сейчас закончился судебный процесс по этому уголовному делу. Ему дали условный срок, и он не признал свою вину. У меня нет желания, чтобы его обязательно посадили, но то, что он не признал свою вину, усугубляет переживания. А логика его и его близких звучит для меня чудовищно: «Ваших не вернешь, так чего нам жизнь портить».

Мне позвонил брат и сказал о том, что произошло… Ты слышишь эти слова, но не понимаешь. Не понимаешь, даже когда видишь тело в гробу. Да даже сейчас я уверена, что не понимаю случившегося до конца.

Меня спасло то, что мужа и свекровь окружало невероятное количество прекрасных людей, такие это были люди. За несколько часов с момента трагедии и до того, как я узнала, — а я была с детьми в деревне, где не ловит телефон, — они скооперировались. Они объявили сбор, сами разделили, кто что на себя берет. При этом никто из них мне не звонил, они понимали, что сейчас это бесполезно. Когда я сама позвонила близкой подруге, она просто сказала: «Я всё знаю. Мы всё решаем. Мы помогаем. Мы рядом».

Они сидели с детьми, они помогали дома. Нашелся человек, который тут же выдал мне машину, чтобы перемещаться. Другой человек снял квартиру. В своей мы в тот момент делали ремонт, поэтому и уехали жить в деревню. Потом друзья сняли ролик на телевидении, и нашелся человек, который подарил нам машину. Потому что с тремя детьми, один из которых с инвалидностью, без машины очень сложно жить.

И второе, что мне помогло выжить, — мой блог. Друзья начали распространять информацию, мне стали писать люди. Первые четверо суток я практически не могла спать. Ночами сидела и читала сообщения: «Я знала Макса», «Я знала бабушку», «Я никого не знала, но я вас безумно поддерживаю». Это были абсолютно чужие, посторонние люди. И только благодаря всем этим людям я выдержала.

Были моменты, когда я понимала, что хочу упасть, сдаться, уйти в какое-то беспамятство, но руки многих-многих людей меня держали.

Мне очень не хватает мужа и свекрови еще и потому, что мне трудно справляться с тремя парнями. Каждый день — как на износ. Матвею 6 лет, Родиславу 4 года. Вечером они говорят: «Мама, почитай книжку». Я читаю абзац и засыпаю, а мне еще посуду мыть.

Свекровь была невероятным помощником. Она справлялась с Ваней в тысячу раз лучше меня. Когда она уезжала, я понимала, что так, как может она, я не могу. Она из последних сил с ними бегала, прыгала, развлекала. И я понимаю, что теперь они ни от кого не чувствуют такой любви. Каждый день ощущаю безысходность из-за того, что нет этой помощи.

Сломалась стиральная машинка, надо чинить. Мне говорят: подумаешь, просто позвони в техподдержку. А мне еще надо звонить и в ЖЭК, и адвокату, и в поликлинику.

Я сразу сказала Матвею, что папа и бабушка не вернутся, они на небесах. Родиславу тогда только 3 года было. Не думаю, что они до конца всё понимают. Наверное, их переживания будут видны значительно позже. Я об этом узнаю, когда им будет 20 или 30 лет. Или не я, а психолог.

Я не боюсь при них плакать. Только каждый раз объясняю. Матвей подходит: «Мама, ты плачешь, потому что папы нет?» — «Да». Я говорю, что мне плохо, больно, мне тяжело справляться с жизнью. Я не говорю: «Уйди отсюда». И они учатся выражать эмоции и объяснять, что чувствуют и почему.

Мне советуют: «Ну теперь вам надо на детях сосредоточиться. Все отдать детям». А я себе хочу дать. Я понимаю, что всю жизнь прожила с желанием кому-то угодить: бабушке, папе, учительнице, начальнице. Когда понимаешь, что за секунду всё может оборваться, ценишь время. Надо заниматься тем делом, которое тебе нравится. Надо учиться и деньги зарабатывать, и хорошо жить. А меня без спроса уже советами на работу устраивают: «Идите в кол-центр». Я-то могу пойти, заработаю 20–30 тысяч в месяц, а дома буду рычать на детей.

А еще я теперь четко понимаю, что самая большая ценность в жизни — отношения. Надо дарить людям любовь и внимание. Отношения, которые не нужны, учусь красиво заканчивать. Отношения, которые нужны, учусь выстраивать, чтобы всем было хорошо.

Отношения с миром… Муж выходил летом на улицу: «Здравствуй, солнышко! Здравствуй, травка!» Он кайфовал от того, что поговорил с солнцем, у него были с ним отношения. От того, что дождь идет: «Посмотри, какой дождик, ой, капелька побежала!» Я сейчас этому учусь.

Отношения с собой… Рамок очень много, хотя какие-то отпали. Разрешаю себе быть собой. Не хочу быть кем-то другим. И хочу передать эту свободу детям.

Нашли ошибку в тексте? Выделите её мышкой! И нажмите Ctrl+Enter.
Комментарии
Заполните все поля. Ваш e-mail не будет опубликован

Еще по теме: