Я всё еще обижаюсь на свою мать

«Я зашиваюсь с двумя маленькими детьми, а она мне парфюм подарила!», «Ей только бы меня критиковать», «Я помню, как для меня был важен отчетный концерт в седьмом классе, а она на него даже не пришла!» Взрослая женщина, которую мучают плохие отношения с собственной мамой, — это в кабинете психолога довольно частая история. А случается и такое, что в отношения с мамами упираются и совершенно другие психологические проблемы.

Нормально ли это — до сих пор обижаться на свою мать? Всегда ли надо пытаться сохранить отношения, если они тягостны для тебя? Как обида может быть объединяющим фактором? Говорим об этом с психологом Натальей Усовой.

— Скажите, нормально ли это, когда мы становимся взрослыми, но продолжаем чего-то ждать от своих мам и эмоционально от них зависеть?

— Конечно же, нет. Надо сразу сказать, что обиды на мам, связанные с тем, что у них начинаются возрастные изменения, например, деменция — это тема для отдельного разговора, мы не будем сейчас ее касаться.

А насчет того, что мы становимся взрослыми… Мне бы хотелось напомнить, что у всех нас разный психологический возраст. И часто обиды случаются в тех отношениях, где мама или дочка, а иногда и они обе, не достигли состояния взрослого, психологической зрелости. Когда я ребенок — я обижаюсь и начинаю искать виноватых, снимаю с себя ответственность.

«Ты виновата, ты мне сделала плохо» — это позиция ребенка. Злость и сопротивление в ответ на обиды — это позиция подростка. И «мне мама вот это сказала, что же теперь обо мне люди подумают» — это тоже про подростка. А «я знаю, что тебе надеть, как тебе поступить, к каким тебе надо врачам» — это юношеский возраст. И только взрослый — это «я тебя понимаю и принимаю, я тебе разрешаю быть самой собой, я не жду, что ты изменишься».

Когда хоть кто-то в отношениях, неважно, мама или дочка, смотрит с позиции взрослого, это значительно снижает количество конфликтов. И, в свою очередь, когда этого нет, специфика конфликтов будет зависеть от того, кто в каком возрасте застрял. Скажем, одна обвиняет, а другая учит.

— Но ведь бывает, что в детстве случаются и действительно обидные вещи, которые тяжело переживаются, даже когда ты взрослый.

— Каждый ребенок нуждается в принятии, в заботе, в любви. Не каждая мама способна это дать, надо сказать честно. И не всегда речь идет о нежелании. Мама, например, может не уметь быть заботливой и нежной, она к этому не приучена. Или, например, ей приходилось очень-очень много работать. Или она в какой-то период болела. Девочка выросла, мама, возможно, давно изменилась, а обида осталась.

Я как православный психолог иногда вижу женщин, которые приходят к вере и начинают пересматривать представления о своей жизни, о своем материнстве. Они осознают ошибки, раскаиваются, меняют поведение. Но обида дочки так глубока, что все мамины действия, все ее извинения рассматриваются через призму обиды.

— Мне кажется, иногда поводами для обиды могут становиться не то чтобы какие-то ошибки воспитания, а совершенно незначительные вещи.

— Это правда. Иногда женщины уверены, что они способны стать идеальными матерями. Но мы все — люди. И заботливая, принимающая мама может один раз не похвалить новое платье дочки — и именно это запомнится. Или, что часто встречается, — мама и дочка просто не совпадают. В темпераменте, например.

— Как это?

— Допустим, я медлительная, в папу, а мама, наоборот, быстрая. И когда я не реагирую немедленно на ее требования, она будет воспринимать это как неуважение к себе. А дело всего лишь в разном типе нервной системы.

Бывают и несовпадения в языках любви — когда люди по-разному выражают свою заботу и привязанность. У моей клиентки был показательный случай — она уставала с двумя маленькими детьми и ждала, что мама ей будет помогать. Но мама вместо помощи делала ей подарки. Потому что мама так любит, ее язык любви — подарки.

А кто-то ждет от мамы доброго слова — а мама этого не умеет, зато приходит и начинает варить суп, чтобы помочь дочке. Такие нестыковки создают непонимание и вызывают обиды.

— Вот, к слову, о добром слове. Нынешние 30–40-летние женщины — это дочери матерей советской закалки. Тех, для кого язык любви — критика. Это мамы, которые считали себя обязанными ругать дочерей, объяснять им, что они делают не так, из самых благих побуждений. От них можно было услышать: «Кто же тебе скажет, что ты растакая, если не я». А ведь обидно вырастать и понимать, что в мире полно желающих тебя раскритиковать. А по-настоящему принимающих, поддерживающих людей очень мало.

— Знаете, это тоже про то, что «мама не могла в тот момент дать». Потому что советская воспитательная система строилась на стыде. Это считалось правильным — пристыдить тебя перед всем пионерским отрядом, повесить твою фотографию на доске позора. Мама сама в этой системе выросла, и чего-то другого она просто дать не могла.

— Нормально ли об этом помнить спустя долгое время? И ждать, когда мама пересмотрит то, что произошло, и признает, что это было больно?

— Сказать маме о том, что она причиняла боль, поможет только в плане высказаться. Облегчение это вряд ли принесет. Во-первых, потому что мама с большой вероятностью не признает свои ошибки. Для женщины признать, что она плохая мать, — очень болезненно, разрушительно для собственного «я», в котором материнство занимает огромную часть. Мамы будут оберегать свое «я», сработает защитная реакция.

А во-вторых, травма-то уже получена. И дочке вот это «я глупая», «я некрасивая», «я не такая» уже мешает в жизни. Это не лечится извинениями, такие травмы надо прорабатывать со специалистом.

Помнить такие вещи, пытаться их осознать — абсолютно нормально. Когда мы вспоминаем эти ситуации, и они нас не опрокидывают — это совершенно здоровая ситуация.

Мы говорили про психологический возраст и про принятие. Так вот, если я принимаю свою мать такой, какая она есть, я принимаю и ее право на собственное мнение обо мне.

Один из важных моментов прорабатывания таких травм — когда мы осознаем, что то, что говорила и думала моя мама про меня, со мной никак не связано. Может быть, мама тогда была в плохом эмоциональном состоянии, может быть, еще что-то. Есть мнение мамы обо мне — и есть я.

— Часто можно услышать: зачем бесконечно пережевывать свои обиды, ты уже взрослая, всё это было давным-давно. А действительно — зачем?

— Затем, что где-то глубоко плачет внутренний ребенок. Про это важно помнить. Мы что-то понимаем, и градус обид снижается. Но внутри плачет ребенок, которому не хватило утешения, принятия. Так что иногда воспоминания о том, что произошло давным-давно и вроде бы должно было забыться, — это сигнал, что надо поработать с этим внутренним ребенком, что-то ему дать.

А еще, и это нередко бывает, обиды оказываются единственным, на чем держится связь с мамой. И если нет конфликтов и обид — ничего не останется.

— Надо ли пытаться налаживать отношения с мамой, улаживать конфликты, если есть обиды и больше ничего?

— Когда мы разрешаем маме быть такой, какая она есть, и себя принимаем такими, какие мы есть, — из этого не обязательно следует, что мы с ней будем обниматься, что мы с ней будем подружками. Вы можете простить маму, отпустить — но мама не изменится. И отношения не улучшатся. Просто вам станет легче жить.

Иногда стоит просто меньше видеться и не вовлекаться в конфликты. Беречь себя, защищать себя от новых травм — это нормально.

— Немножко неожиданно слышать такое от православного психолога. Нет, я с вами, безусловно, согласна, но чаще ведь можно услышать что-то про христианское смирение, про то, что надо прощать.

«Смирение — это не терпеливое молчание в ответ на оскорбления. Это умение отделять человека как образ Божий от его грехов, понимать, что его Бог любит не меньше, чем тебя самого, умение изгнать гнев из своей души», — мне запомнилась эта цитата священника Владислава Берегового, она очень точно отражает суть.

Иногда стоит просто меньше видеться и не вовлекаться в конфликты. Иногда смирение — это не отвечать злостью на обидные слова, не рассказывать направо и налево, какая у меня ужасная мама. Беречь себя, защищать себя от новых травм — это нормально.

Я знаю случаи, когда у матери был такой настрой, что священник посоветовал добавить ее в черный список и прекратить общаться. Но это, конечно, крайний случай.

— А что можно делать в некрайних случаях?

— Осознавать себя взрослой, брать ситуацию в свои руки и направлять общение в безопасное русло. Например, самой выбирать темы для разговоров. Это не про то, что надо терпеть, сглатывать обиды и идти дальше, снова и снова получая от мамы психологические удары. Это про то, чтобы брать на себя ответственность и что-то менять. И в том числе говорить о своих ощущениях, о том, что вам нужно или не нужно.

Скажем, если мама критикующая, можно сказать: «Мам, когда ты так говоришь, это лишает меня уверенности, мне мешает твоя критика». Понятно, что мама пытается сделать меня лучше, но главное — она стремится быть мне нужной. И я могу ей дать это напрямую, сказать: «Мам, ты мне интересна, давай поговорим о тебе».

— Мне кажется, в 9 из 10 случаев реакцией мамы на такие слова будет страшная обида…

— Да, однозначно, с первого раза вас поймет очень редкая мама. Но доносить эту мысль нужно. Но помните — мы говорим о себе. Не «зачем ты это говоришь?» или «как ты смеешь меня критиковать?», а «мне это некомфортно», «мне это мешает», «меня это ранит». Говорим об этом терпеливо несколько раз, даем маме возможность и время всё осознать. Если мать просто не может дать ничего, кроме критики, — инициируем общение сами, определяем темы для разговоров. Чтобы мама видела, что она интересна, услышана, востребована.

— То есть мы меняемся с мамой ролями? Не ждем, что она будет заботиться о нас и наших чувствах, а сами создаем для нее комфортные условия?

— Да, это позиция взрослого человека. Если когда-то в детстве мать недодала любви, заботы, принятия, наш внутренний ребенок будет продолжать плакать и ждать, что придет взрослый и даст ему всё это. Лучшее, что можно сделать, — самому стать таким взрослым для своего внутреннего ребенка. Я как психолог учу этому своих клиенток. Принимать себя, заботиться о себе, любить себя.

Мы можем объяснить маме, чего мы ждем от нее. Мы можем рассказать мужу о своих потребностях. Но они ведь могут оказаться не в состоянии нам дать то, что требуется. Не потому, что не хотят, а в силу объективных причин: не умеют, не способны. Да и потому что, в случае мамы, время не повернуть вспять.

— Вы снова говорите то, что не часто услышишь от православного человека: про умение любить себя.

— Уметь любить себя — не только нормально, но и необходимо. Если у нас есть обида на мать, какая у нас главная задача? Исправить ее? Нет. Сделать, чтобы нам было не больно? Да. А еще — не передавать груз этих проблем дальше, своим дочкам. Стать такой мамой, которая не будет обижать.

Чаще всего особенности общения мама/дочка — родовые, это модель, которая была унаследована нашими мамами от наших бабушек, теми — от прабабушек. Но мы в силах сделать так, чтобы на нас это остановилось. Чтобы у нас с нашими детьми сформировались нормальные, здоровые отношения, и это бы сохранилось и после нас.

Если мы любим себя, заботимся о себе, мы стараемся поступать правильно. Что это значит? Уложить себя спать, когда устал, попробовать развеселить себя, когда грустно, дать что-то полезное, оставить себе время на развитие, на себя лично. Не заставлять себя делать то, что психологически тяжело.

«Полюблю себя, куплю себе шоколадку» — это не совсем об этом, это не любовь, а скорее потворство. Мы же не будем закармливать шоколадкой ребенка?

Если мы застреваем в позиции ребенка, который ждет, что кто-то придет и решит нашу проблему, — то можно всю жизнь прождать и не дождаться. У нас есть проблема, и ее нужно решать. Стать себе мамой — это значит стать взрослой. Взять на себя ответственность за себя.