Обычно при знакомстве с человеком у нас возникают о нем какие-то представления. Но чем ближе его узнаешь, тем больше понимаешь, насколько этот образ не соответствует действительности. Так же и другие представляют нас теми, кем мы не являемся. Воспринимают нас как сильных, не подозревая о слабостях. Думают, что мы шутники, не зная, как часто мы плачем. Завидуют нашей выдержке, не догадываясь о крайней ранимости.

На днях я поделилась с двоюродной сестрой тем, с каким ужасом вспоминаю детство. Она удивленно на меня посмотрела:

— А мне мама ставила тебя в пример: «Посмотри, как Таня хорошо учится. Да еще и в гимназии».

Другой эпизод, рассказанный ею, удивил уже меня. Сестра была любимой внучкой нашей бабушки, проводила у нее в деревне всё лето. А мы приезжали изредка, и я с трудом вспоминаю, как бабушка разговаривала со мной. У бабушки был петух, который клевался. Сестра страдала от него, постоянно жаловалась бабушке, та закрывала петуха в сарае, зная, что птица вырвется на свободу через окно.

— И вот приехала Таня, — говорит сестра. — Стоило петуху только раз тебя клюнуть, как в тот же день он отправился прямиком в суп.

— Да ладно! — не верю я, довольно улыбаясь.

— Конечно. Я тогда ужасно на тебя обиделась и разозлилась, — признается она, и я улыбаюсь еще более довольно.

В какой-то из соцсетей я пожаловалась на то, как меня буллили в детстве. А моя одноклассница с недоумением написала: «А для меня в школе ты была популярной. Как в американских фильмах показывают: есть везунчики-любимчики, а есть аутсайдеры». И вспомнила о моих достижениях в легкой атлетике. Да и во всех спортивных соревнованиях со мной мало кто мог соперничать.

Недавно мой знакомый посмотрел видео двора в Брянске, где я выросла: заброшенный пустырь рядом с панельными пятиэтажками, обломанная яблоня, рядом с которой мы играли, пластиковые пакеты, стелющиеся по земле… По крайней мере, так было тогда.

— Какое чудесное у тебя было детство! — сказал он.

— Ты смеешься? — ответила я.

— Но тебе ведь удалось оттуда выбраться. А я вырос в Петербурге в идеальных условиях, на готовеньком, мне не надо было ниоткуда выбираться.

Я не до конца поняла его логику, но она мне всё равно понравилась.

Это не значит, что я зря проживала все эти годы свое прошлое. Рыдала на приемах у психотерапевта. Разбиралась в отношениях с мужчинами, вычисляя, где маленькая девочка, которая боится, что ее назовут недоброй кличкой, а где взрослая Татьяна. Делилась снова и снова болезненными историями в среде друзей и получала поддержку. Мне нужно было прогоревать свое прошлое: издевательства, травлю, унижение, саморазрушение. Видите, я даже сейчас не могу остановиться, повторяю и повторяю, как мне было тяжело. Но в какой-то момент остановиться придется. Прошлое осталось в прошлом, а я живу в настоящем.

Оказывается, не только в настоящем я могу черпать материал для того, чтобы создать новый образ Татьяны, но и в прошлом. Те же спортивные соревнования. Я не только во всех спартакиадах побеждала, я выступала за школу на районных состязаниях. Помню, как первый раз бежала дистанцию 500 метров. Финишируя первой в забеге, слышала, как какие-то незнакомые тренеры мне кричали: «Быстрее, быстрее». Зачем быстрее, думала я, ведь я первая. А они видели мое время и понимали, что я могу оказаться первой не только в забеге, но и среди всех участников. Так оно и вышло.

А что, если все эти мальчишки, которые травили меня, завидовали моей физической силе? Ведь на уроках физкультуры я их частенько обставляла. Только двое или трое ребят могли обогнать меня в пятом и шестом классе. Потом, конечно, они стали физически сильнее, но осадочек, как говорится, остался.

А что, если некоторые из них дразнили меня еще и потому, что я им нравилась? А взрослые не могли объяснить, что в таком возрасте мальчики только так могут выражать свою симпатию. Хотя, бывает, что и в другом возрасте тоже.

Мне было безумно сложно сидеть вечерами за уроками. Я тянула с этим до последнего. Помню лампу над дээспэшным столом, столешница покрыта лаком, и, несмотря на многочисленные царапины, свет отражается в ней, но не добавляет уюта и тепла. Потому что я сижу над уроками одна, мама готовит на кухне, папа еще в гараже или перед телевизором, брат неизвестно где. Мне никто не поможет, завтра мне, как и каждый божий день, сражаться с армией учителей, которые, казалось, нас всех ненавидят. Некоторые действительно ненавидели. Например, учительница химии. Как ее звали? Светлана… не помню отчество. И имя бы с удовольствием забыла, оно тоже отражается в моей памяти скорее сгущающимся мраком, чем светом и теплом.

Но ведь я справилась. Я действительно хорошо училась. Разве что на химии приходилось только притворяться и выкручиваться. Эта Светлана-не-помню-отчество не умела объяснить материал, никто не знал химию. Зато я отлично справлялась с заданиями по математике и геометрии. С удовольствием решала задачки. А еще обожала биологию. Эту учительницу я помню хорошо — старенькая Светлана Георгиевна вела уроки только с демонстрационными материалами.

Я была очень чувствительным ребенком, поэтому стресс, который переживает в этом возрасте любой школьник, оказался для меня непосильным. Никто не помогал с ним справляться. А лета хватало только на то, чтобы выжить, но точно не чтобы восстановиться полностью от перенапряжения.

В шестнадцать лет началась другая жизнь, полная осознанности и радостных событий. С тех пор прошло еще шестнадцать. И даже чуть больше. Может быть, пришло время всё перемешать — тяжелое детство, отрочество и хоть непростую, но полную света юность и взрослую жизнь. Плохое и хорошее, трудное и радостное, неприятное и то, чем я могу гордиться…

Получился целый психотерапевтический метод — не искать причины трудного настоящего в тяжелом прошлом, а подсветить радостными событиями текущей жизни тусклое время детства. В психологии такого метода наверняка нет. Пусть будет мой авторский. Тем более что применить я его собираюсь только к своей жизни. Но и не против, если вы примените к своей.