Иногда по вечерам мама превращалась в тыкву.

Происходило это обычно ближе к восьми часам, когда ложиться спать еще рано, а идти гулять или придумывать что-нибудь интересное уже поздно (да и сил нет). Когда уроки переделаны, игры переиграны, книжки перечитаны, мультики посмотрены, пианино помучано гаммами, рисовать надоело, а лего собирать не хочется. Когда заскучавшие дети приходят на кухню, где уставшая мама как раз уединилась с кружкой чая, чтобы отдохнуть после всех этих уроков, гамм, игр, уборки и готовки в надежде, что в ближайшие полчаса можно посидеть в тишине, пока дети играют. А дети — вот они, подбираются, чтобы начать канючить и ныть, что скучно и делать нечего. Тогда мама закрывает глаза, вздыхает и превращается в тыкву.

Дети хорошо знают сказку «Золушка» и понимают, что это такое — превратиться в тыкву. У Золушки из сказки сначала было и платье, и туфли, и карета прекрасная, и кучер нарядный. Но это все ровно до двенадцати. А потом в двенадцать — рраз! — и всё, волшебство развеялось. Платья нет, туфель тоже, а вместо кареты — тыква. Вот и мама так же. Сначала подай-принеси, обними-поцелуй, похвали-пожалей, поиграй-реши. А потом волшебные чары спадают, мама садится на стул на кухне и выдыхает. Всё, до свидания, мамы временно нету. 

— Дети, я дошла до ручки. Всё, я — тыква.

Дети послушно кивали головами, вздыхали и уходили с кухни, тихонько прикрыв дверь. Спорить с тыквой было бесполезно. Пару раз пробовали, но тыква просто смотрела невидящим взглядом и продолжала прихлебывать чай. Беспокоить тыкву можно было только по жизненно важным делам. По всем остальным — дожидаться папу.

С одной стороны, детям не очень нравилось, когда мама превращалась в тыкву. С ней не поиграешь, ей не пожалуешься, не вытребуешь лишних мультиков за хорошее поведение. А с другой стороны, можно делать что-нибудь интересное, особенное, в обычные дни запретное. 

Поэтому, пока мама была тыквой, дети устраивали себе праздник. Старший сын больше всего любил играть в тигра. Для игры в тигра нужно было два человека: собственно, тигр и его жертва. Пижама тигра у сына имелась. А также гора подушек, с которой тигр атакует свою жертву. Раньше жертвой всегда была мама, терпеливо сносившая нападения коварного тигра годами. Однако потом, когда вес сына опасно приблизился к весу мамы, она начала отлынивать. А однажды сын так на нее прыгнул с горы подушек, что мама упала и минуты три молча лежала без движения на полу. Потом встала и так же молча пошла на кухню пить чай, пока старший ребенок вокруг нее вертелся и виновато что-то бубнил под нос. Села с чашкой, посидела и заявила, что больше играть в тигра не будет. Лучше родит младшего брата или сестру, чтобы сын с ними играл. Это проще.

Так что теперь жертвой старшего ребенка был младший ребенок. Младший ребенок послушно ложился на пол и прикидывался спящим охотником, изо всех сил сжимая в руках игрушечный топор и немного подрагивая от волнения. Потом тигр прыгал с подушек со страшным ревом. Жертва вскакивала и начинала молотить тигра топором, зажмурив глаза и отчаянно вереща.

Еще старший ребенок любил играть в пожарных. Для этой игры в комнате родителей из тех же многострадальных подушек дети строили дом и сажали в него игрушечных пупсов, кошек и собак. Затем шли в детскую — это был штаб пожарных. К штабу была припаркована пожарная машина — таз для белья, который мама строго запретила трогать после того, как во время очередной игры у него отвалилась ручка. Но сейчас мама была тыквой, и к единственной оставшейся ручке привязывалась веревка. Пожарные спали в штабе, потом как будто звонил телефон, старший пожарный вскакивал, хватал телефон, кричал в трубку: «Пожар?! В доме?! Уже едем!!», сажал в таз младшего пожарного, нахлобучивал ему игрушечную каску на голову, хватался за веревку и, издавая громогласные звуки сирены, бежал с тазом по коридору. Конечно, сразу в комнату родителей пожарные не попадали, надо было сначала сделать несколько кругов по квартире. Сирена ревела, таз грохотал, каска младшего пожарного съезжала на нос, поправить ее не было никакой возможности, потому что надо было держаться за края таза что есть сил, чтобы не вывалиться на поворотах, поэтому младший пожарный тоже начинал издавать звуки, похожие на недовольную сирену, старший пожарный бежал что было сил. Прибегал в комнату, сгружал шатающегося младшего пожарного на пол, спасал кошек, собак, детей.

Младший ребенок тоже умел извлекать выгоду из превращения мамы в тыкву. Например, деловито топал в ванную и открывал там все ящики, вынимал все бутылочки, баночки, крема и мази. Отвинчивал все крышечки, все обнюхивал, иногда что-нибудь выдавливал, иногда что-нибудь намазывал, любовался на себя в зеркало. Потом быстренько всё обратно распихивал.

А потом приходил папа. Дети бежали встречать, радостно сообщали, что мама — тыква. Папа вздыхал, то ли грустно, то ли с облегчением. На папины вопросы «а есть что-нибудь на ужин» и «чем кормить детей» мама-тыква туманно отвечала «ну там в холодильнике может что-то есть» или просто многозначительно взмахивала рукой в сторону плиты. Не ворчала на неразобранную посудомойку, не сердилась на детей за перевернутую кашу, не раздражалась на то, что в девять вечера вместо сна устраивались бои на подушках.

А потом все засыпали. И тыква превращалась обратно в маму.

Мама никому не говорила, но была твердо уверена, что эта ее волшебная способность иногда превращаться в тыкву спасла немало нервов и ей, и всей семье.

---

Фото: unsplash.com