Вот взять, например, мытье полов. В детстве я часто мыла полы «одной шваброй». Это значит — не делая остановок, чтобы швабру ополоснуть в ведре, отжать и продолжить мыть чистой. Я просто максимально быстро проходилась по всему полу, перетаскивая грязь с одного места на другое. Пол, конечно, особо чище от этого не становился, покрывался печальными разводами, мелкие крошки и бумажки мигрировали из одной комнаты в другую, пыль скатывалась в комочки, зачастую приобретая угрожающие размеры. Меня это мало волновало, я хотела поскорее закончить со скучным делом и продолжить читать книжку. Пол мокрый? Мокрый! Значит, помыт. Принимай, мам, работу.
Это мамино выражение — «одной шваброй». Она возвращалась домой и натыкалась на эти крошки, бумажки и пылевые комочки. Комки. Комищи. Конгломераты. Колонии. Пылевые скопления планет и галактики, разбросанные по всему пространству многострадального пола, отмечавшие извилистый путь моей швабры от дальней комнаты до прихожей. На растрепанную швабру когда-то небесно-голубого цвета, стыдливо спрятавшуюся за шкаф. Мама скидывала ботинки и неслась в мою комнату, потрясая этой шваброй, с которой слетали бумажки и обрывки, собачья шерсть, чья-то пуговица, крошки и засохшая корка от бутерброда, упавшего у сестры неделю назад за диван.
— Ты опять мыла пол одной шваброй?! — грозно кричала мама, добегая до моей комнаты.
— Мам, — говорила я максимально спокойно, отвлекаясь от книжки, — да какая разница-то?
Мама сердилась и трясла перед моим лицом шваброй, и пинала ногой ближайший пыльный комок, и объясняла мне «последний раз», что надо разделить комнату на три части, помыть одну часть, вот так — слева направо, слева направо, потом сполоснуть швабру в ведре, отжать и приниматься за следующую часть. Слева направо, слева направо. Сполоснуть. Отжать. И дальше.
— Хотя бы тремя, — требовала запыхавшаяся мама, закончив инструктаж и удаляясь со шваброй, — хотя бы тремя швабрами мой!
Сама мама мыла пятью швабрами.
Минимум.
Мама вообще ничего не умеет делать «одной шваброй», всё делает на совесть. Если готовит обед — то из трех блюд. Если идет в магазин — то несет два полных пакета. Если едет на дачу — то не сядет, пока все грядки не прополет. Если приезжает помочь с детьми — то всю посуду заодно помоет и блинов на завтра напечет.
В сознательном возрасте, выйдя замуж и родив ребенка, я честно пыталась брать с нее пример как послушная дочь, образцовая жена и хорошая мать. Мыла полы раз в неделю пятью швабрами, а на кухне, где линолеум, — и вовсе два раза в неделю. И не швабрами, а руками, потому что линолеум был древний, привередливый, к нему намертво прилипало всё, что падало со стола, и потом не оттиралось простым возюканием швабры туда-сюда. Этот линолеум был старой закваски, прошлого века, он знавал еще моих прабабушек, слыхом не слышавших про чистоту без химии, а тем более про роботов-пылесосов, и упрямо не признавал прогресса так же, как они сами. Этот линолеум требовал привычного поклонения, еженедельного ритуала, издавна проводимого хозяйкой квартиры в позе кверху попой, обязательного шаркания тапочками, старательного покряхтывания и неизменного скрипа несчастной разгибаемой поясницы в самом конце.
А потом у меня появились еще дети. Работа. Квартира больше размером. Вторая учеба. Музыка. Сколиоз. Или остеохондроз, кто его разберет. И я обнаружила, что успеваю мыть пол пятью швабрами раз в месяц. Иногда даже в два. Пол печалился и полнился клубочками пыли, клубами, клубищами, конгломератами. Я ходила и сердилась на этот пол и пинала ногами особо крупные пылевые скопления, целясь под кровать, где их будет не видно, и думала, что никак не успею помыть его сегодня пятью швабрами, ну никак: попробую, может быть, завтра. Назавтра не получалось снова.
И тогда я предала все мамины идеалы и заветы старого линолеума (пусть он остался в старой квартире какой-то другой хозяйке, но память о нем жива) и снова перешла в лагерь одношвабровцев. И теперь мою пол одной шваброй (раз в месяц — пятью), периодически кормлю детей на обед одним супом без второго или даю одну и ту же кашу на ужин три дня подряд. Не всегда проверяю уроки у старшего, оставляю мокрое белье в стиральной машинке на целый день, когда очень лень разбирать, а иногда даже сразу не замачиваю кастрюлю из-под манной каши в воде.
Недавно старший не успевал доделать все уроки до восьми вечера, и я предложила: «Давай забьем на русский?» Он зыркнул на меня сердито и возмущенно сказал: «Ты что, мам? Уроки ВСЕГДА надо доделывать до конца!»
Моя мама была бы довольна.
Видимо, это передается через поколение.
Фото: unsplash.com
Комментарии