Услышать диагноз «рак» — что может быть хуже? Наверное, услышать его во второй раз. Жизнь Олеси Михалап сжалась, превратившись в одну пульсирующую точку. В легких обнаружили метастазы. За покашливанием, которое не сильно беспокоило, поджидал новый круг ада. Этого не может быть! Олеся отказывалась верить. Семь лет назад врач обещал ей, что болезнь будет полностью побеждена, если она решится на ампутацию ноги.

Неужели все было напрасно? Семнадцать операций, попытки доказать всем, что жизнь на протезе не ограничивает ее возможности, издевательства сверстников и равнодушие работодателей, беременность и кипа справок, которые она собирала, чтобы получить разрешение на естественные роды. И вот сейчас, когда ее новорожденная дочь так нуждается в маме, когда Олеся стала верить, что все плохое позади, — новая борьба?

— Только не химия. Лучше разрежьте меня всю, но только не делайте химию, — просила Олеся. Забыть о семи сеансах химиотерапии в детстве она так и не смогла. Врач, зная ее историю, не решался уговаривать. Но проблему нужно было решать как можно скорее.

Анализы повергли медперсонал в шок. «Как ты еще на ногах стоишь с таким гемоглобином?» — спрашивали медсестры и осекались. Потому что Олеся стояла на одной ноге. Об операции не могло идти и речи.

Конечно, у меня были мысли о суициде. Но стоило взглянуть на дочь, как я понимала, что с ней не может случиться того, что произошло со мной. Она не может остаться без матери.

Первая потеря

Олеся росла с бабушкой в поселке. Родители, каждый по своей причине, не смогли ее воспитывать. У девочки были лучшие игрушки, забота бабушки, друзья, но она жила в ожидании того, что родители ее заберут. Этого не случилось. В десять лет Олеся потеряла маму, которая погибла в автомобильной аварии.

— Помню, как я ходила встречать ее на дорогу, но она в тот день так и не приехала. А потом всё стало происходить очень быстро: больница, куда нас не пускали, известие о ее смерти через три дня, мама в гробу… Дальше всё, как в тумане… Друзья потом рассказали, что я была странной в тот период. Но мне казалось, что я обычная, веду себя, как все дети. Только почему-то не могла плакать. В голове появилась навязчивая мысль, что мама просто уехала и вернется, когда я стану старше.

Повзрослела Олеся действительно очень рано. Остаток детства украла болезнь. Во время весенней прогулки по Петергофу отец заметил, что дочь хромает. Она отмахнулась — ерунда. Но папа посоветовал бабушке свозить внучку к врачу. С того момента болезнь начала стремительно прогрессировать. Возможно, в этом и был смысл: болезнь будто привлекала внимание папы. Олеся очень хотела, чтобы он забрал ее к себе, в свою новую семью. Но ей там места не нашлось.

Боль усиливалась, но Олеся отказывалась ложиться в больницу: до конца учебного года осталось всего ничего! Шестой класс почти завершен. А после наступили долгожданные каникулы. Кто же ложится в больницу летом?

— Ночью я выла от боли и вскоре не могла ступать на ногу. Меня положили на обследование, стали переводить из одной больницы в другую. В итоге поставили диагноз «саркома правой берцовой кости».

Бабушка плакала, а я ее утешала

Семь сеансов химиотерапии не помогли. Для ребенка это стало настоящей пыткой. Всю жизнь Олеся боится, что это повторится, и отказывается от химии.

Олесю перевели в очередную больницу, в экспериментальное отделение. Приехала комиссия из Москвы.

— Помню, врач сказал, что в Питере это первый случай саркомы у ребенка. Что будут ставить внутренний эндопротез. Я была избалована и не могла есть то, что готовили в столовой. Бабушка привозила мне еду. И всё время плакала, а я ее утешала. Думала, что врачи решат проблему и через пару месяцев я вернусь к обычной жизни. Я еще не знала, что это затянется на два года.

Несколько раз было улучшение. Олесе приходилось учиться ходить заново. Но во время одной из операций была занесена инфекция, на ноге появились свищи. При перевязке гнойных ран можно было увидеть кость. Олесе на тот момент было 12 лет, она перевязывала себя сама, когда отпускали из больницы домой на выходные.

— Отец повез меня в Таллин: там могли вылечить инфекцию. Воспоминания о той больнице очень светлые, да она и на больницу не похожа, скорее на гостиницу или санаторий. Всё по-другому. Меня спрашивали, что я хочу есть, составляли меню. Вывозили на кровати в гостиную и включали российские каналы. Проблему с инфекцией там решили. Позже, когда я уже была на протезе, папа возил меня в Эстонию на пару дней — повидаться с лечащим врачом. Она показала нам Таллин, мы гуляли и тепло общались.

Ампутируйте

В России Олесе вновь предложили химиотерапию, она отказалась. А после поставили перед страшным выбором: или установка нового эндопротеза без каких-либо гарантий, или ампутация. Олеся уточнила у врача: будет ли побежден рак после ампутации? Услышав положительный ответ, сказала: «Ампутируйте».

— Думаю, это было правильное решение. За два года я вымоталась, нога была изуродована. Я принимала очень много лекарств и чувствовала, что привыкала к ним. Даже плакала, притворяясь, что мне больно. Иногда просила, чтобы поставили капельницу с димедролом. Мне хотелось поскорее уснуть, быстрее уйти от реальности. Еще я очень переживала, что пропускаю школу. Я хотела, чтобы это всё закончилось. Конечно, мне было страшно, что после ампутации у меня не будет друзей, не будет мужа, детей. Но я очень устала.

Операция была сложной и длилась больше суток. После ампутации Олеся снова испытала чувства, похожие на те, что были после смерти матери. Замороженность. Потом появилась злость, она стала грубой и отчужденной. Общаться с другими детьми не хотелось. Иногда Олесю отпускали на несколько дней домой, и она жила с бабушкой в квартире, которая осталась от матери. Городские дети встречали ее криками: «Чумная, заразная!», «Притронетесь к ней – умрете».

Странно, но в моей жизни сбылось всё то, чего я боялась больше всего. В нашем поселке сгорел дом, в пожаре погибла женщина. Я жалела ее сына и думала: «Как он будет без мамы? Я бы не смогла». А еще помню, как шла с мамой по пешеходному переходу и увидела мужчину без ноги на костылях. В ужасе подумала: «Я не смогла бы так жить». И именно это со мной произошло…

Вижу цель — не вижу препятствий

— Когда попадаешь после операции в реанимацию, нельзя двигаться, пить дают очень редко и маленькими глотками. Это мучение. Я научилась притворяться, что мне хорошо. Даже если было очень плохо и больно, говорила, что все в порядке, чтобы меня поскорее перевели в обычную палату. А чтобы больше пить, просила у медсестры воду, а потом — у другой, которая не знала, что мне недавно давали сделать глоток.

После ампутации у Олеси появилась новая цель — вернуться домой. Она должна была остаться в отделении протезирования для того, чтобы учиться ходить, но Олеся убедила врачей, что сделает это сама.

— Я увидела там мальчика, у которого не было обеих ног. Он бежал на протезах по коридору со счастливой улыбкой. Я посмотрела на него и подумала, что тоже смогу! И стала убеждать всех — врачей, папу, что научусь ходить сама. Мне ведь не надо было принимать никаких лекарств. Зачем мне оставаться в больнице? Врачи сделали для меня исключение и отпустили домой.

У Олеси было лето на то, чтобы встать на ноги. От этого зависело, сможет ли она пойти учиться в обычную школу.Дети в поселке стали помогать ей. Каждый день они выводили Олесю на улицу и весь день были рядом. Вначале ходить было больно, протез натирал. Но дети утирали слезы, подбадривали и очень верили в успех. Скоро вместо двух костылей в руках Олеси остался один, потом сменился на палочку, а спустя месяц она ходила так уверенно, что незнакомый человек не сразу бы понял, что под штаниной протез.

Вернувшись в больницу на осмотр, Олеся шокировала медперсонал.

Ты первый ребенок, который так быстро научился сам ходить на протезе, не хромая!

Лето закончилось, и отец перевез Олесю в город, где ее ждала новая жизнь и новая школа.

Самостоятельность в 14 лет

— По возрасту я должна была пойти в девятый класс, но из-за того что много пропустила, вернулась в шестой. У бабушки было свое хозяйство в поселке, она не могла со мной жить, приезжала в гости на выходные. Папа приезжал раз в неделю и наполнял холодильник едой. Никто не проверял мой школьный дневник, не делал со мной уроки. Мобильных телефонов тогда не было. Я была предоставлена сама себе. А тут еще и паспорт получила — совсем самостоятельная.

Однажды отец Олеси нашел ее девичий дневник, где она описывала свои симпатии к мальчикам. Это вызвало у него ярость, и он сильно избил дочь. Бил ногами, приговаривая, что она стала такой же шлюхой, как ее мать. Олеся лежала в крови на полу.

— Этого я простить ему не смогла и убежала из дома. Месяц жила у подруги. Учителя заметили, что я веду себя странно: огрызаюсь, всегда мрачная, начала прогуливать. Родители одноклассницы вызвали участкового. Все в один голос уговаривали меня поговорить с папой. Но при одном упоминании о нем меня начинало трясти. Тем более что он все отрицал и заявлял, что я выставляю его тираном. Взрослые не воспринимали мои рассказы о побоях всерьез. Мне тогда не пришло в голову снять побои.

Отец пообещал, что такое не повторится. Но чувства Олеси к нему изменились. Она натянуто улыбалась, когда он приезжал. Обещание свое он не сдержал — снова ударил. Ссора произошла накануне Нового года.

Я просила отпустить меня праздновать Новый год у бабушки. Но он сказал, что сам решит, будет у меня праздник или нет. Припугнул, что не привезет продукты. И запер в квартире. Тогда я в отместку заперла квартиру изнутри и вылезла на улицу сквозь решетку на окне. Я была очень худой.

Какое-то время Олеся снова жила у бабушки. Отец приехал за ней — и состоялся долгий, мучительный разговор. На этот раз бабушка поняла, что надо ехать в город и жить с внучкой. Но отец продолжал воспитывать своими методами.

— Однажды он сказал по телефону, что наймет ребят, которые увезут меня в лес, сделают что хотят и оставят там. Я послала его и повесила трубку. Сегодня я понимаю, что чем больше взрослый запугивает, тем злее становится ребенок. Я воспитываю дочку по-другому. Никогда ее не била.

После девятого класса директор школы сообщила Олесе, что она совершеннолетняя и обучаться в школе не может. Таким способом они вынудили ее забрать документы и уйти из школы.

— Уже во взрослом возрасте я узнала, что по закону могла остаться учиться в старшей школе. А еще, что протез мне полагался бесплатно. Но кто-то, видно, наживался на мне. Первый протез оплатил папа, а на второй собрали деньги добрые люди.

Фея тетя Лена

После школы Олеся работала на рынке, в магазинах, подрабатывала курьером. Найти работу было всегда трудно.

Я могла полгорода обойти пешком. Но работодатели отказывали, говорили, что боятся ответственности. «Если что с тобой случится, мы будем виноваты». Меня брали, в основном, на фасовку, где была сидячая работа. Пенсия по инвалидности копеечная.

Жизнь Олеси всегда была борьбой. А ей хотелось, наконец, выдохнуть и быть счастливой. Думалось, что этому могут способствовать отношения с мужчиной. В 20 лет Олеся забеременела. Отец ребенка испугался ответственности, настаивал на аборте. Олеся приняла решение родить — и снова осталась одна. Врачи удивлялись ее решимости. Отец, узнав о беременности, сказал, что безногая инвалидка никому не нужна. Дочь просила помочь финансово, чтобы заказать новый протез. Прежний во время беременности стал сильно натирать. Но отец сообщил, что не станет помогать Олесе, даже если у нее не будет крошки хлеба. Крестная посоветовала разместить объявление на форуме Littleone.

— Я предоставила все справки, ко мне приезжали кураторы: проверить, что я не мошенница. Объявление на сайте вызвало резонанс, стали приходить деньги на протез. Я выкладывала отчеты о каждом поступлении. В результате люди собрали гораздо больше, чем требовалось. Привозили и продукты, игрушки, одежду. В тот момент моя квартира была в жалком состоянии. Тогда появилась тетя Лена, которая привезла мне 60 тысяч. Она помогала мне два года: полностью сделала ремонт, оплатила поездку на море. Стыдно было принимать ее помощь, но она говорила: «Бери, пока у меня есть возможность». У них с мужем была своя фирма, она помогала сиротам, бедным. У тети Лены есть дочка моего возраста, она покупала ей какую-то вещь — и мне тоже. Вдохновляла меня.

Меня сложно забыть

Роды прошли легко. С первых минут жизни дочери Олеся почувствовала к ней сильную привязанность. Весь первый год она носила дочку в слинге и радовалась материнству. В тот период у Олеси появился новый мужчина, старше ее на семь лет.

— Мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной был сильный мужчина. Он хорошо ко мне относился. И как когда-то папа, заметил, что со мной происходит что-то странное. Я постоянно покашливала, одышка мучила, даже когда я просто поднималась по лестнице. Он настоял, чтобы я сделала флюорографию.

На снимке обнаружили затемнения и отправили в туберкулезный диспансер. Четыре месяца Олеся по назначению врача пила лекарства от туберкулеза, но легче не становилось. Тогда врач предположил, что это раковая опухоль, и дал направление в онкодиспансер.

— Я и раньше спрашивала: может быть, это онкология? Но он меня будто не слышал. Когда я получила направление к онкологу, то выбросила его и сразу поехала к своему врачу, который делал мне химию в детстве. Приехала без направления, без записи, без звонка. Сразу вошла в его кабинет. Он меня узнал. Сказал, что меня сложно забыть. В тот же день мне взяли биопсию и поставили диагноз. Обнаружили две опухоли в легких. Врач сказал, что я вовремя обратилась и прогноз хороший. Только вот гемоглобин очень низкий — 59-60. Операцию делать при таких показателях нельзя. В отчаянии я стала думать, что пора оформлять документы опекунства на подругу, чтобы мой ребенок не попал в детдом.

Тетя Лена оплатила Олесе поездку на море. Это помогло, гемоглобин поднялся. Море Олеся увидела тогда первый раз в жизни.

Операция длилась восемнадцать часов. Врачи рассказывали, что Олесю вытащили с того света, что было очень сложно. Спустя полтора месяца она вышла из больницы. Мужчина, который казался ей сильным, заявил, что не может связать свою жизнь с Олесей, что хочет найти женщину, которая родит ему здоровых детей.

— Хотя моя дочь была абсолютно здорова. Но я не осуждаю его. Я благодарна. Ведь это он заметил, что со мной что-то не так. Я вовремя обратилась за помощью и осталась жива.

Борьба за работу

Устроиться на работу было по-прежнему сложно. Олеся закончила банковские курсы, но везде хотели взять специалиста с опытом. Наконец, ее взяли в банк, дела пошли в гору. Сдала на права, взяла машину в кредит. Стала водить дочку на разные занятия. Могла позволить себе отдых, сходить в ресторан, в кино.

Мне хотелось, чтобы папа увидел, что даже без его помощи я встала на ноги. Мне нравилась самостоятельность. Некоторые не верили, что я сама зарабатываю, считали, что машину мне подарил мужчина. Но я никогда не соглашалась на такие отношения. Были мужчины, которые махали передо мной своими деньгами, но я знала, что если выйду замуж, то только по любви.

В 2012 году произошел очередной кризис, закрывший несколько банков. Олеся переходила с одного места работы на другое, зарплата понижалась. Появились долги по кредиту, не стало хватать на квартплату. В тот же период слегла бабушка, и Олеся забрала ее к себе в город. Ухаживала до последнего дня.

— Ее смерть я пережила тяжелее, чем мамину. Она была для меня всем. Похороны были полностью на мне. Я потратила свои отпускные, немного дал папа.

Вторая беременность оказалась незапланированной, и Олеся решительно настроилась на аборт. На этот раз надежд и иллюзий было меньше, усталости больше.

Раньше я была сильнее, теперь мне стало страшно. Долги — моя самая большая проблема. Я понимала, что если пропишу двух детей, то квартплата вырастет еще больше. Но все-таки я решила оставить ребенка. И когда сейчас смотрю на своего сына, то не могу себе представить, что его бы не было.

Олеся победила болезни, вынесла физические и душевные мучения. Не сломило ее и насилие отца, смерть мамы и бабушки. Но пособия по инвалидности и детских пособий не хватает на то, чтобы выжить.

— Из-за долгов меня не берут на работу. Не доверяют. Мою пенсию по инвалидности в 12 тысяч арестовали, половину списывают. Компенсацию по квартплате сняли, тоже из-за долгов. Если бы у меня не было долгов, я бы смогла оформить ГСП как малоимущая, снизить квартплату. Еще нужно поставить счетчики на воду. А дальше я выберусь. Иногда мне звонят и грозят выселением. Я этого очень боюсь.

Олеся ругает себя за то, что в период, когда ей платили высокую зарплату, она не откладывала на черный день. Но разве можно упрекнуть человека, который жил в бесконечном черном дне, за простые человеческие радости, которые стали, наконец, доступны?

Помочь Олесе Михалап можно переводом на карту доверенного лица: 
4276 5500 7973 5315 Буличева Татьяна Алексеевна