Вечер. В окне в небо взлетают розовые шарики. Их подгоняют дружные крики «ура» и щелканье фотоаппарата. Спускаюсь на один этаж. Слышу звук открывающегося шампанского. «Замрите на секундочку! Всем улыбаться — человек родился!» Поворачиваю в блок, туда, где женщинам только предстоит стать матерями. Или не стать.

Коридоры и стены палат за неделю встречают в родильном доме более сотни судеб. Здесь все по-честному — улыбки, молитвы и слезы. Некогда и незачем надевать маски. 

Я — врач-неонатолог. Третий по счету, кто берет в руки только что родившегося человека (после акушерки и мамы). Я — большое ухо в темноте родильного зала, аккумулирующее информацию о беременной и ребенке. Я — цепкие руки, помогающие матери удержать скользкого и еще не совсем розового младенца. Я — чуткий взгляд, готовый увидеть первые признаки нездоровья. Я — дипломат, балансирующий между должностными обязанностями и маминым желанием бесконечно быть рядом с ребенком. Я — точные действия, когда требуется реанимационная помощь.

На каждых родах узнаешь что-то новое. Про себя в первую очередь. Иногда мне кажется, что дети выбирают не только родителей, но и врачей. Как бы ни был ребенок мал — в каждом живет маленький учитель, таинственное послание которого можно только почувствовать. Старшие коллеги соглашаются. О процессе родов известно почти всё, о развитии ребенка после слияния двух клеток — многое, но всю непредсказуемость и того, и другого процесса отрицать бессмысленно. «Медицина — самая неточная из всех точных наук», — где-то прочла.

Первое время, приходя в родильный зал, думаешь только о руках. Своих собственных. Они становятся будто чужими, лишними под напором звуков и эмоций. Боль. Дыши. Тужься. Терпи. Снова дыши. «Не надувай глаза, они тебе еще понадобятся!», — акушерка. Звук сердца становится громче и чаще одновременно. Кажется, это мое сердце бьется в такт дыханию роженицы и звуку кардиотокографа. «Сердце у ребенка меняться начинает! Дыши! Тужься!» И так по кругу. Я продолжаю думать о руках. Перчатки. Стерильный халат. Уже на мне. Есть время погреться под лампой лучистого тепла, понаблюдать за работой коллег. После них — мой выход.

За окном осень — холодно и мокро. Секундная стрелка движется медленно, словно в slow motion. Родился! Первый вдох и крик на выдохе, кашель, чихание — для кого-то период самоизоляции закончился. На волю! Счастливые слезы матери, первый крик новорожденного и облегченный выдох медперсонала — оркестр, воспевающий новую жизнь. Через час случится новая музыкальная сцена. И снова. И снова. Никогда не знаю, приходя на смену, насколько долго будут длиться эти 24 часа… «Будь расслаблен, но внимателен и точен одновременно. Тогда сможешь сделать всё возможное». Нет смысла думать о руках. Всё равно Господь ими управляет. Уверена.

«Спасибо!», «Извините за поведение», «Как долго мы тебя ждали!», «Хорошенькая?», «Кричит, мой сладкий!», — такие милые фразы, которые слышишь после. Или холодные и колкие: «А папа не придет, он от нас еще во втором триместре ушел», «Он жив? Скажите, он жив?!!!», «С ним все хорошо?!!». И еще много других, которые слышишь в родильном зале и снова размышляешь, какие уроки это дитя преподнесет своим близким.

8:59 утра. Смена закончена. К усталости примешивается чувство причастности к чему-то большему. Желание возвращаться сюда не пропадает. Это место силы.

Да, здесь не бывает ровно, здесь эмоциональные качели, которые либо сбивают с ног, либо призывают раскачиваться еще и еще. Но я приду на следующие сутки, непременно соскучившись по этой мощной, почти Вифлеемской энергии.

И снова, проходя по коридору, услышу: «Зовите педиатра, сейчас родим!» И немедленно сделаю шаг в сторону нового человека.