Мама любила говорить, что она смотрит на происходящее вокруг философски. Как мудрая женщина. С высоты своего опыта.
Не то чтобы у мамы был какой-то выдающийся опыт, с высоты которого можно было бы смотреть особенно далеко и давать другим советы, как жить. Обычный такой опыт, высотой со скромный пригорочек. Но свои окрестности видно.
Поэтому мама спокойно смотрела на свой положительный тест для определения беременности. Две беременности у нее уже было. Чего она там не видела?
От маминой беременности все чего-то ждали. Папа, например, ждал маминого преображения. Папа вычитал где-то, что во время третьей беременности в женщине открывается ее скрытая женственность. Папа еще во вторую беременность надеялся на раскрытие этой женственности, но не получилось. Зато теперь папа был твердо уверен, что эта таинственная женственность вот-вот в маме раскроется, и нетерпеливо ждал.
Мама скептически относилась к этим ожиданиям папы. Мама вообще придерживалась современных взглядов и считала, что женственность и мужественность — устаревающие понятия, навязанные культурой патриархата атавизмы. Или архаизмы. И вообще социальные конструкты. Но втайне тоже иногда надеялась на пробуждение чего-то такого, непонятного, изящного и красивого, когда крутилась перед зеркалом в очередном новом платье для беременных.
Пока, правда, вместо женственности в маме проснулись только отвращение к еде, бессонница и темные круги под глазами.
Старший сын ждал рождения брата. Причем в идеале, чтобы брату сразу было 6 лет. Старший сын вообще был жутко недоволен, что он долгое время рос в семье один, а сестру ему родили только в его 8 лет. Поэтому периодически он придумывал фантастические сюжеты, по которым либо мама сразу рожала шестилетнего брата, либо сестра автоматически вырастала до 6 лет, а брат рождался нормальным, маленьким. Иногда в сюжетах фигурировал еще один взрослый брат, который просто откуда-то появлялся, а сестра оставалась своего возраста, и новый брат рождался тоже нормальным и маленьким. В общем, старший сын требовал пополнения семейства, да побыстрее.
Младшая дочь в силу возраста особо ничего не ждала. Только периодически громко сообщала всем окружающим на улице и в магазине, что у мамы теперь большой живот. И большая грудь.
Мама с высоты своего опыта ждала много. Обычно в беременность она много спала, ела и гуляла. Вязала какие-нибудь пинетки, читала книжки. По вечерам рассказывала папе про свое самочувствие и показывала живот. Папа старательно мазал живот кремом от растяжек, разговаривал с ним, смотрел, как живот в ответ пинается, умилялся.
В эту беременность всё сразу пошло не так. Спать не получалось вообще: ночью младшая дочь приходила из своей кровати во взрослую и начинала сопеть под боком и пинаться до утра. Днем она же требовала играть и читать, а если вдруг садилась одна за свои игрушки, тут же приходил из школы старший сын, выразительно стонал и гремел в прихожей ботинками, вешалками и рюкзаками, громогласно спрашивал, что на обед, и почему опять макароны, когда уже будет запеченная курица, и где его плавки, а то через полчаса надо идти в бассейн, и уроки не задали, нет, но ты, мам, проверь по электронному дневнику, а то вдруг я прослушал и не записал.
Есть тоже не очень получалось. Во-первых, практически ничего не хотелось, во-вторых, то, что хотелось, надо было готовить, а сил не было, в-третьих, даже если собраться с силами и приготовить, то прибегала младшая дочь и требовала делиться.
С прогулками тоже возникли сложности, маме хотелось совершать неспешные променады по лесу, а дети требовали хлеба и зрелищ. Старший хотел туда, где можно покататься на самокате, а младшая — на задрипанную надоевшую маме площадку у дома, где просила сажать ее на качели, снимать с качелей, качать на качелях, ловить с горки, помогать забираться на горку. Старший скучал и ненавязчиво спрашивал у мамы, не поиграет ли она с ним в футбол, в прятки, в вышибалы или, на худой конец, не побегает ли с ним наперегонки. Мама, шатаясь от недосыпа и постоянной тошноты, держась одновременно за живот и ноющую от постоянных нагибаний, подниманий и качаний поясницу, мрачно думала, что в гробу она видала все эти прогулки.
Мама видала их в гробу еще на этапе сборов. В прошлую беременность ей надо было одеть только себя, и то после влезания в несколько слоев одежды, нескольких безуспешных попыток втянуть живот, чтобы застегнуть куртку, и последней практически невыполнимой миссии в виде завязывания шнурков мама садилась на пол и думала, что уже вполне нагулялась. А теперь вдобавок к своим сборам надо было еще одеть младшую дочь, которая болтала ногами, пока мама, пыхтя, пыталась натянуть на них ботинки, и не давала завязать шапку под горлом, потому что щекотно.
Приятные вечера с папой вдвоем тоже как-то не удавались. Во-первых, к тому моменту, когда дети засыпали, мама могла думать только о том, чтобы быстрее упасть в кровать и заснуть самой. Во-вторых, папа проявил преступное равнодушие к животу, заявив, что «чего я там не видел, пинается и пинается». Мама и сама заметила, что не так уж и часто сидит, поглаживая живот, с мечтательной улыбкой (как на фотосессиях беременных). Пинается и пинается. Чего она там не видела, действительно.
Но иногда всё-таки сидела. Поглаживала и пыталась понять, кто там внутри. УЗИ показывало девочку, но у мамы были стойкие сомнения. Папа тоже иногда приходил, садился рядом. Говорил: «Ну ладно, дай тоже потрогать». Ребенок пинался. Все мечтательно улыбались.
Фото: unsplash.com
Комментарии