Я ослепла 10 лет назад. Слепота надвигалась медленно, неотвратимо, доводя меня до ужаса. Со зрением происходили странные метаморфозы.

Например, из-под век недоослепшего глаза «выкатываются» протуберанцы яркого света, проплывают вокруг центра зрительного поля, извиваясь словно живые, и уходят обратно под веки. Или еще: под нижним веком постоянно словно разлита лужица света. Я слепая, но темноты для меня не бывает, даже если вокруг тьма кромешная. С закрытыми и открытыми глазами всегда светло. Поэтому понять, наступило ли утро, невозможно, остается только догадываться.

Мир непредсказуемо шевелился

После серии кровоизлияний предметы вокруг меня начали шевелиться. Смотрю на лежащий на столе черный маркер — а он извивается, как гусеница. Первое время волосы поднимались на — затылке. 

Так вели себя все предметы. Края книги или экрана ноутбука начали втягиваться внутрь, буквы стали прыгать. Идти на таких условиях по прямой было невозможно: весь мир непредсказуемо шевелился. Стало трудно узнавать предметы. Гора диванных подушек в кресле представала сидящей крупной человеческой фигурой. В первый миг я издавала вопль, и только потом у меня включалось трезвое рацио (вы можете представить себе реакцию моих близких). 

Поймать рукой «скачущий» кусок мыла стало тем еще трюком.

Я стала терять предметы

Потом предметы стали исчезать в густом, как молоко, тумане, перемешанном с множеством мельчайших черных точек. Я стала терять предметы. Положу губку во время мытья посуды — и не помню, где она. Ощупываю всё, всё, нахожу, через секунду откладываю — и снова поиски. И снова, и снова. Терялось всё: ножницы, тапочки, телефон, баночки с кремом…

Особенно плохо стало без возможности читать. Я не говорю о книгах — это разговор особый. Но квитанции, чеки, этикетки, пакетики с приправами — все они перестали нести информацию! Даже воспользоваться мобильным телефоном или запустить стиральную машину стало невозможно! А тонометр, градусник, глюкометр? А газовая плита? Слепым нельзя пользоваться газовыми плитами, но проводка в моем доме не может выдержать электроплиту. Попробуйте отрегулировать на слух высоту пламени, особенно если слух уходит вместе со зрением, голова полна многозвучного звона, и приспособиться к быстрым ухудшениям вы просто не успеваете!

Цветы, нежно выращенные мною на подоконниках, вдруг стали невидимками, которые можно нащупать руками, но уже нельзя порадоваться тому, как ярко они цветут… А ведь столько сил положено, чтобы они зацвели!

Готовить стало невозможно

Передвигаться по дому приходилось, придерживаясь рукой за мебель, и даже при этом я умудрялась заблудиться. Иду на кухню, а оказываюсь в гостиной. Господи, это же совсем в разных сторонах, как я сюда попала? Готовить стало невозможно. Я не попадала крупой из миски в кипящую кастрюлю, не знала, поджарился ли лук. Даже теперь, чтобы понять, сколько бульона в кастрюле, мне надо коснуться его пальцем. А в то время я была так напугана потерей слуха и зрения, что находить на ощупь на горячей плите кастрюли и сковородку было для меня просто невозможно. 

В конце концов мне пришлось прекратить готовить. И вот в один далеко не прекрасный момент я оказалась сидящей на диване — вообще без дела. Вы думаете, это отдых? Это катастрофа!

До тех пор у меня не бывало праздного времени. Я просто не понимала скучающих людей. Помимо обычных дел я вышивала, вязала, занималась бисероплетением, читала, а главное — писала. 

По своему складу я созерцатель. У меня образное мышление, то есть сначала вижу сцену в воображении, словно в кино, и только потом пытаюсь описать ее в тексте. Виды природы всегда были для меня мощнейшим антидепрессантом. Были…

Проснувшись, увидеть свет!

Я слепла несколько раз. Доходила до слепоты, мне делали операцию и отыгрывали два-три процента, и я постепенно слепла снова. Знакомые говорили: понятно, толку-то от этих операций. Они не понимали. Как страшна темнота и полная дезориентация, как важно, проснувшись и открыв глаза, увидеть свет! Как помогает ориентироваться источник света, даже если больше в густом тумане нет ничего!

Вторжение в личное пространство

Но ничто не заменит зрительных образов! В какой-то момент я поймала себя на том, что мне мало погладить запрыгнувшего на колени кота. Мне нужна информация о том, какой он и что делает. Как двигается, как смотрит, как переливается на его шерсти свет. Дефицит информации был острым, его не могли заменить ни звуки, ни запахи, ни тактильность. Я глажу кота — но это пусто, мне надо большего! А это невозможно. 

Близкий человек рядом, но что он делает, как одет, какое выражение на его лице? Первое время у нас возникали недопонимания, когда я спрашивала: что ты делаешь? Получалось, я вторгаюсь в личное пространство. А зрячий человек просто видит множество мелочей, и для него это естественно: один короткий, между делом, взгляд — и информация получена, никакого вторжения. Если же переводить действия в слова — это уже посягательство на личную территорию.

Постепенно я привыкла к информационным провалам. Вокруг меня люди делают что-то. И всё. Происходит тоже что-то.

Психологические барьеры

Или простая ситуация: сидим за столом. Передо мной тарелка и вилка. Наугад тыкаю в макароны, подношу к губам, а вилка пуста. Сжимаю зубы, снова накалываю несколько раз, подношу — снова пусто. Первое чувство — чувство стыда перед теми, кто видит эту нелепость. Второе — обида и злость. Беру вместо вилки ложку. И вот сижу, как медведь, черпаю макароны ложкой. Вопрос второй: всё ли я собрала с тарелки? Ложкой или вилкой этого не прощупать, по крайней мере, несколько первых лет, пока не придет опыт. Чтобы проверить, надо залезть в тарелку пальцами. Вы можете для себя допустить такое? 

Теперь я хочу добавить кетчуп. Протягиваю наугад руку и едва не роняю горчицу. Неловко подхватываю, пытаюсь поставить, но найти для нее место можно только при помощи второй руки, ощупывая стол, попадая пальцами во всё, что там стоит. 

Близкие готовы помочь: просто скажи, что нужно. Да, приучаюсь говорить, но и тут целый ряд психологических барьеров. Во-первых, любое твое желание должно быть озвучено. Не понимаете? Просто вынесено на паблик. То самое личное пространство. 

Во-вторых, каждый человек, сознает он это или нет, стремится к самостоятельности. Это главное и непреложное его право. Просить можно обо всем, но это унижает.

Мелочь — а как больно!

Только не надо путать естественное право на самостоятельность с гордыней. До слепоты я любила останавливаться у киосков «Роспечати». Пройтись взглядом по газетам и журналам, по множеству мелочей. Иногда среди довольно грубых вещиц встречаются маленькие шедевры. Но как объяснить близкому человеку, почему ты тормозишь возле киоска? Что именно тебе там надо? Недавно увидела такой киоск во сне, вспомнила — и аж захолонуло в душе. Мелочь, глупость, а как больно! 

Всё, что бы тебе ни понадобилось, надо озвучить. Нельзя ничего получить, не объяснив вслух, что тебе надо.

Жить вслепую — это как двигаться по горло в воде. Каждое действие требует гораздо больших усилий, чем прежде, когда было зрение.

Я не одинока

Как бы там ни было, за последние десять лет постоянного обучения я снова стала работать на компьютере, а значит — писать. Готовлю, стираю, делаю уборку в доме, могу пришить пуговицу или заштопать дыру, если она не на лицевой стороне; читаю на брайле и занимаюсь макраме, которое заменило мне прежние виды рукоделия.

Что же еще? А еще много чего: хочу обучиться столярному делу и организовать у себя в гараже мастерскую. Хочу делать шкатулки, бочонки и табуретки. Разумеется, хочу, чтобы написанное мной было интересно читателям…

Зрительных образов, красоты по-прежнему не хватает. Но появились опыт и привычка. Мне достаточно легких прикосновений, чтобы опознавать предметы. Больше информации теперь несут запахи. В восприятии окружающего мира ведущим стал звук. Видимо, так происходит адаптация. Но главное — ощущение надежного тыла за спиной. Я не одинока, и именно за то, что есть у меня близкие люди, я больше всего благодарна Богу.