Переехать в деревню, варить картошку ведрами, взять из детдома отстающих в развитии детей… В семье Андрея и Виктории Земляных трое кровных и пять приемных. Живут они в поселке Белоярском недалеко от Екатеринбурга, в большом доме у маленькой речки. Виктория Земляная рассказала нам, как легко и трудно управляться с восьмерыми, и о своих мечтах создать семейный детский дом и расширить реку.

Подумаешь, конец бизнеса

Полгода прошло, как мы переехали в свой дом, а я до сих пор себя ощущаю «дорого-богато»: мы позволили себе дом, я не работаю, мне никто не звонит, моя жизнь спокойная и домашняя. Иногда кажется, что я королевишна, бездельница, без забот и хлопот. Как это я раньше управлялась с детским садом и школой?

Когда первой кровной дочке Яне исполнилось полтора года, я думала идти искать работу. Мы как раз переехали из Новосибирска в Екатеринбург, всё было для меня новое. А я организатор, топ-менеджмент у меня за спиной. Работу найти не проблема. Но посмотрели детские сады вокруг и поняли: что-то не хочется отдавать в них ребенка. Решили с мужем: «Давай свой откроем». Сначала открыли один детский сад, потом второй, потом третий. Когда дети начали подрастать, задумались о школе. Даже ездили к Диме Зицеру — для нас его частная школа является примером, хотелось побыть рядом и увидеть, что ты не один такой, что есть еще крутые люди, которые строят мир для своих и других детей сами.

А потом мы задали себе вопрос: дальше заниматься школой или взять приемных детей? У нас были возможность и желание взять детей, но в трехкомнатной квартире не разместиться. Значит, нужно покупать дом, уезжать за город. И закрывать свой бизнес.

Мы сделали выбор в пользу дома и детей. Подумаешь, конец бизнеса.

Пять приемных: не тяжело, но и не просто

Сейчас в нашей семье восемь детей. Младшие кровные Денис и Максим со мной дома, старшая приемная Вика и кровная Яна ходят в общеобразовательную школу. Четверо приемных ребят Ваня, Кира, Дима и Максим — в коррекционную. У нас получилась большая инклюзивная компашка детей возрастом от 8 до 12.

Дети из детского дома приходят с задержкой развития. Вика в четвертом классе едва умела читать. Сейчас она учится в обычной школе. Я пытаюсь достучаться до учителей, разговариваю с ними, рассказываю о том, что такое травма. Вике 14, дома у нее своя комната. Иногда она ездит в Екатеринбург, встречается с тетей, посещает психотерапевтические подростковые группы.

Ване и Кире 12, но пока они отстают даже от уровня развития девятилетней Яны. Яна показывает им, что домашку можно сделать очень быстро, что несложно управляться с делами.

Когда в семье стало 10 человек, я поначалу не могла привыкнуть к особенностям готовки: сварили ведро картошки — и это на один раз. Гору оладушек стряпаешь — тоже на один раз. В детском доме не было еды, которую дети любят, а здесь всё это есть… Йогурты, мандарины, конфеты. Они этого очень хотят.

Как одеть всех? У нас в сообществе приемных родителей организован обмен. У кого вырос ребенок, собирают мешки, подписывают размеры, и мы меняемся. Это экономит бюджет.

Мы максимально «упакованы» вознаграждением от государства как приемная семья. Моя зарплата за пятерых приемных детей — 35 тысяч, 7 тысяч на одного ребенка. И пособие 11 тысяч на каждого: оно в основном уходит на еду.

Большую часть времени мы дома. После школы, где-то с трех часов, у нас постоянная круговерть: все что-то делают, спрашивают, едят, общение нон-стоп, пока спать не ляжем. Даже на выходные никуда не ездим. Мы прошли этап, когда хотели отправлять детей в самые лучшие лагеря и ездить в другие страны: им это ничего не дает для развития, они это не могут оценить, а ты всё равно полноценно не отдохнешь. Поэтому наша жизнь — быть дома, учиться мыть полы, чистить картошку, вытирать себе нос. Научиться играть, заниматься с младшими ребятишками, просто взаимодействовать. На это уходит много времени. Наши цели маленькие, но их очень много.

И зачем тебе это волонтерство!

Я из многодетной семьи, старшая из четверых. Не самое сладкое детство: малообеспеченная семья, у мамы несколько браков. Приходилось помогать с младшими, ходить в магазин. Зато сейчас мне с детьми легко и комфортно. Я их хорошо понимаю.

Однажды я смотрела передачу «Пока все дома», в конце показывали сюжеты про детей из детских домов. У меня был шок — как это, дети без родителей! Я спросила маму:

— Зачем ты рожаешь, если столько брошенных, уже готовых детей?

Тогда стало ясно, что это про меня. Я буду этих детей забирать, это абсолютно точно.

Когда мы познакомились с Андреем, моим будущим мужем, я волонтерила, ездила в детские дома. А он, один ребенок в семье, так на меня смотрел: чего? Зачем всё это? Я рассказывала ему, что для меня важно, почему я переживаю об этих детях. Открывала ему себя, свое сердце. Он видел, что эту сферу жизни из меня не вычтешь.

Андрей только недавно начал учиться в школе приемных родителей. Он военный, у него строгое расписание, никак было не подстроиться. Сейчас онлайн-формат это позволяет.

О том, как сложно взять детдомовца

Сложно было взять первого ребенка. Хотели ровесницу нашей старшей дочке, ей было тогда 4 года. Я выписывала списки девочек из федеральной базы, а мне их постоянно вычеркивали: у кого-то папа из тюрьмы возвращается, у кого-то что-то еще… Я уже стала писать списки на целую страницу, и от 2012 года рождения мы подобрались уже к 2007-му. Нашли Вику. Когда я позвонила в опеку, мне сказали: «К ней ходит бабушка, выбирайте другого».

Как это ходит бабушка? Три года она в системе и три года ходит бабушка?! Почему она ее не забирает? Непонятно. Хорошо, тогда я заберу.

Следующего решили взять мальчика. Сначала взяли Вову, через несколько дней он сказал, что не может жить в семье, он ждет маму. Многие дети ждут маму, они верят, что она вернется за ними. Вова нам сказал:

— Заберите лучше Ваню.

А сам остался. До сих пор он в детдоме. А Ваня был в моем списке.

— Пойдешь к нам?

— Пойду…

Сначала гостевой формат: смотришь, как он, как мы. Ваню уже два раза возвращали, у него самое сложное детство из всех наших детей. До двух лет он жил у мамы-алкоголички, которой было не до него. Эти два года его периодически клали в инфекционную больницу, там откармливали, у него была жесткая дистрофия. Мать в больницу не приходила. То есть представьте: ребенок в больнице откармливался, где обычно люди худеют и не могут есть ничего. А Ваня там выживал.

Потом детский дом, одна приемная семья вернула, вторая вернула… Его умственная отсталость нас не удивила. Она как будто перетянула на себя психические травмы: он добрый, не агрессивный, не обозленный. Сейчас ему 12.

Потом попытались взять еще троих детей, а у них оказалась мама, с которой они общались. Каждый день на телефоне. Иногда кровные родственники, видимо, считают, что это нормально: ребенок живет в детском доме, его там кормят, одевают, какие проблемы. Но быть базой, содержащей детей, у которых есть «заботливый» взрослый на телефоне, обсуждающий с ними твои решения, нам не хотелось. Погостив недельку, они вернулись в детский дом.

Наконец, директор другого детского дома предложила нам взять двух братьев и сестру. Хвалила их очень. Мы приехали, посмотрели, посадили в машину, и они с первой же минуты говорят:

— Можно мы будем называть вас мамой и папой?

И всё, ты понимаешь, что для них ты будешь важен. Ты им нужен.

Они проживают утрату так, как если бы ребенок умер

Каждый, кто берет в семью ребенка, крайне негативно настроен против кровных родственников, которые очень часто у него есть. Мы злимся на них очень сильно. Как так: я чужой человек и готова забрать ребенка в семью, а с какого-то перепуга позволяешь жить ребенку в детском доме, не думаешь, как ему там плохо… Теперь я уже прошла этот этап, но хорошо считываю этот импульс у других приемных родителей. И прекрасно их понимаю.

Когда у нас появилась Вика, я позвонила ее бабушке, но она бросила трубку. Я написала Викиной тете «ВКонтакте». Мне было очень трудно встретиться с людьми, которые оставили ребенка, но помогли психологи, сопровождающие нас как приемных родителей. А на встрече стало понятно, что Вика на фиг никому не нужна.

Когда родственники помещают детей в детский дом, они уже тогда переживают утрату. Никто из них не приходит за детьми. В нашем большом сообществе приемных родителей нет ни одного случая, чтобы кто-то объявился из кровных родственников. Они проживают утрату так, как если бы ребенок умер. И уже никуда не идут за ним.

Они очень слабые. Они же не смогли справиться с собственной жизнью. Я вижу, что по развитию они недалеко ушли от детей. Там взрослости-то никакой нет. И злость на них сменяет сострадание и сожаление: у всех них тоже судьба трешевая.

У наших пятерых приемных детей родственники живы, мамы живы, но у всех огромные долги, никто не готов помогать. Вика иногда общается с тетей. Она приходила сначала с опущенной головой, видно, что было большое чувство вины, что всё это очень тяжело для нее.

У троих ребятишек, которых мы забрали, есть старшая совершеннолетняя сестра. Она злилась на нас, что ее никто не спросил. Ведь она тянула этих детей, когда мать пила. Заботилась о них, была им и сестрой, и мамой… Потом она оттаяла немного, с ней тоже психологи беседовали. Мы даже привозили ее к себе в гости. Она пожила несколько дней, увидела, что всё хорошо, и отпустила ситуацию. Сказала: «Слава Богу, что семья хорошая и дети в порядке».

Никто не может сразу полюбить чужого

Это нормально, когда ты не любишь чужого человека. Никто не может сразу полюбить чужого. Когда мы взяли первого ребенка, у нас было большое отторжение. Первый месяц всё нормально, адаптация, всем хочется понравиться друг другу, а потом — вся ярость, вся боль начинает вылезать. Дети не могут ее долго в себе держать. Начинают проверять тебя на прочность.

Когда берешь ребенка, сталкиваешься с бешеными трудностями. Находить спрятанную еду под подушкой несколько лет — это вообще мелочи. Меня задевало другое: как так? Почему я не могу справиться с ней? Это обычный ребенок, ей всего лишь 9 лет. А я благополучный взрослый, со знаниями, возможностями, и я не могу с этим справиться? Такой удар по самолюбию! Мне хватило гибкости обратиться за помощью и рассказать о том, что у меня не получается. Очень у многих не хватает на это сил.

В Екатеринбурге и области пять тысяч приемных семей. На психологическом сопровождении находятся около ста семей. Вы представляете себе соотношение? Люди боятся говорить о своих неудачах, не знают, к кому обратиться. Ведь нет такого, что ты идешь по улице и видишь баннер: «Если ты не справляешься с приемным ребенком, обратись к нам».

Когда тебе сложно и хочется получить помощь, еще нужно сильно постараться ее найти.

Не всегда есть силы увидеть причины в себе. Проще считать, что это ребенок никудышный, а у тебя же всё было хорошо, ты нормальный. Многие не готовы ходить к психологам, работать с травмами. Проще отказаться, забыть, вычеркнуть…

Если бы мне не помогали, мне было бы очень трудно. Сопровождение очень важно, очень…

Восемь детей в семье — это максимум для государства

Недавно был форум приемных семей, мы говорили там о создании семейного детского дома. В России такой формы не существует, такие дома создавались до 2006 года, а новые не открываются. После форума мы написали ходатайство, чтобы нам разрешили открыть такой дом. Тогда мы сможем воспитывать не восемь, а двенадцать детей.

Пока мы хотим взять четверых ребятишек на гостевой формат на лето. Это друзья наших последних троих. В мае оформляем документы. Этот формат не поддерживается финансово государством: восемь детей в семье — это максимум. Сейчас мы ищем спонсоров, которые помогут, когда к нам приедут еще четверо ребят.

У нас были свой детский сад и частная школа, так что двенадцать детей — это отдых. Когда навыки отработаны, когда умеешь организовывать, ты спокойно корректируешь, реабилитируешь, развиваешь, занятия проводишь, уроки делаешь.

Раз в месяц я веду группу «Равный равному» для приемных родителей. К нам приезжают семьи с детьми, собирается по 30–40 человек. Главный акцент у меня сегодня на детях, у которых никого нет, для них мы хотим сделать у нас лагерь и дать возможность хотя бы на каникулах в гостевом формате пожить в семье.

Ресурс для приемной мамы

Я берегу свою энергию. Стараюсь не брать на себя много задач, потому что сильно расстраиваюсь, если не сделала запланированное. После бешеной карусели в городе сложно перестроиться на спокойную деревенскую жизнь, но в этом сегодня я нахожу свой ресурс. Стараюсь не планировать лишнего. Когда устаю, могу запросто улечься и спать.

Каждая пятница у меня выходной: я еду в Екатеринбург. С утра — дела по документам, а потом остаюсь на психотерапевтическую группу приемных родителей. Пятницы дают мне большой запас прочности: во-первых, отдых от рутины, я уезжаю на целый день. Во-вторых, новые знания и возможность поговорить о наболевшем.

Я постоянно учусь, сейчас заканчиваю обучение на олигофренопедагога. Недавно отучилась на детского нейропсихолога. Понимаю, что в нашем Белоярском никого из этих специалистов нет. Со специальными знаниями мне с детьми легче. Умные книжки, учеба тоже восстанавливают меня.

А дома приходят малыши:

— Ты меня любишь? А меня любишь? А меня?

Люблю очень сильно. Вот и получается, что когда много вкладываешь, и отдача большая.

В прошлом году я очень много плавала в бассейне. Мы надеемся, что в этом году мы сможем нашу речку сделать побольше. Она такая узенькая, как ручеек. И если мы ее раскопаем, она станет речкой, в которой можно будет плавать. Это будет нашим общим ресурсом.