Она сидит, уютно облокотившись на стол и глядя на меня сквозь монитор. У нее доброе лицо, мягкие черты лица. «А вот Владик как раз, — реагирует она на заглянувшего в комнату сына. — Владик, подойди, поздоровайся». «А это Ника, — обнимает она через какое-то время прильнувшую к ней девчушку. — Ну всё, Ника, беги, дай поговорить». На экране не видно, что рядом стоят костыли — но это совершенно привычный для нее атрибут.

С врожденным диагнозом, с которым доктора пророчат полную неподвижность или умственную отсталость, Наталия Вантуш получила два высших образования, работала педиатром, вышла замуж и родила четырех детей.

---

Боль и страх

Первое, что я помню из детства, — сильная боль и сильный страх. Когда мне был годик, врач-ортопед во Львове сделал мне вправление тазобедренных суставов. Как это? А вот так. Тело ребенка фиксируют, ортопед берет за ножки и силовым движением вправляет их. Это очень больно! Я потом долго боялась мужчин.

Затем — полгода гипсовой кроватки. А когда сняли гипс, оказалось, что головки бедренных костей «расплавились» — асептический некроз…

Мой папа военный хирург, мама педиатр. Вот в такой семье врачей родился ребенок с врожденной патологией тазобедренных суставов. Что только родители не пытались предпринять! Папа возил меня в Москву, в Киев и в другие города на консультации. И везде не понимали, что делать.

Я знала, что родители любят меня, но очень боялась, что мама меня бросит. Особенно в санатории в Евпатории, куда папа с трудом выбил путевку.

Страх одиночества, страх, что меня там оставят, – вот ощущения от этого санатория. Я видела детей с ДЦП, которых «забывали». Говорили, что мы будем неполноценными, умственно отсталыми, говорили, что не будем ходить, контактировать со сверстниками, не сможем учиться в школе…

Мы всё время лежали в постелях, вспоминаю это время как кошмарный сон. Плакала, боялась… но никому до нас не было дела. Нам проводили лечение, и всё.

Мама испугалась нерадостных прогнозов и переехала в Евпаторию. Устроилась в соседнюю больницу врачом. Бабушка — учитель математики — тоже приехала и стала работать санитаркой в моем санатории. Так прошли два года.

А потом папу перевели в Венгрию, и мама поехала помогать ему отправлять вещи. Без её ведома меня взяли в экспериментальную группу — нам внутривенно капали гормоны. Через три недели мама вместо нормальной девочки обнаружила мешок с жиром. У меня развился синдром Кушинга (гиперкортицизм), был сильный флебит в месте введения гормона, началась пневмония: гидрокортизон же забивает сосуды. До сих пор проблемы с легкими.

Ставьте её на ноги!

В общем, меня оттуда сразу забрали. Повезли в Будапешт в институт ортопедии. Там сказали:

— Ставьте её на ноги! Пусть уже ходит, как может.

И я второй раз за жизнь стала учиться ходить — на этот раз в воде. В Будапеште есть комплекс бассейнов с термальной водой, мы ездили туда каждый день. Помню эти ощущения: было очень больно, но я знала, что надо. Гимнастика, массаж. Папа учил меня ходить по лестнице, водил в походы. Сначала 100 метров, потом 200, 300… Когда я преодолела километр, это был такой праздник, что ура! Я хожу! Хоть и через боль. Эту боль в суставах, в спине я ощущаю всю жизнь.

Родители очень много со мной занимались. Мама, напуганная предупреждениями об умственной отсталости, быстро научила меня читать. В три года я уже свободно читала вслух и писала печатными буквами.

В пять лет, сразу после санатория, я заболела двусторонней вирусной пневмонией. С высокой температурой меня повезли в Будапешт в военный госпиталь, и у меня случилась остановка дыхания и сердца. Реанимировали, но две недели я лежала без сознания. Это ощущалось как сон — поляна, солнце, кругом дети… одни исчезали, другие появлялись… Там мне было очень хорошо, спокойно.

Вернул к жизни голос мамы. Я очнулась, а она плакала: «Я думала, что уже потеряла тебя». Возможно, та мысль, что я нужна маме, папе, родным, держала меня дальше…

Не было времени депрессировать

Книжки давали силы. Я много читала с раннего детства. Мама посадит в манеж, накидает книжек — и я сижу, рассматриваю, листаю… В школе читала много классики. Пушкина любила, «Руслана и Людмилу» и другие сказки знала наизусть. Когда чувствовала, что друзья отдаляются, когда в школе дразнили, толкали, — я просто брала в руки книгу. Закрывалась и читала.

У меня не было времени депрессировать, всегда что-то надо было делать. Родители и бабушка никогда не относились ко мне как к немощной. То, что было по силам, делала сама.

Бабушка постоянно нагружала посильной работой: за хлебом сходить, за молоком, во дворе яблоки пособирать, поросенку что-то кинуть, кур покормить, яйца собрать… Всё, что девочка должна была уметь по хозяйству, я умела: сварить, испечь, прибрать. Бабушка просто брала меня с собой на кухню, и я смотрела, помогала, в чем могла. Потом, в школе, тоже времени не было: уроки, книги, задачи по математике. Неважно, что каникулы, у нас было принято всё равно практиковаться: бабушка же учитель! Просто сидеть и ничего не делать… как это? Поэтому и страдать времени не было.

Как-то я прочитала «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, она меня просто пронзила. Уж я-то знаю, как это, — ползти без ног. Я ведь сама ползала, пока во второй раз не научилась ходить. Мересьев — пример для меня сильного духом человека. Человека, который несмотря ни на что жил дальше и приносил пользу людям.

Приносить пользу людям… Кажется, это главное. То в жизни, ради чего стоит жить. Даже если ты не можешь самостоятельно выйти из дома…

Я поступила в Винницкий мединститут имени Пирогова на педиатрический факультет, а потом перевелась в Ужгород. Отучилась, начала работать педиатром у нас в Мукачево, в Закарпатье. У меня была уже 3-я группа инвалидности, и по моей патологии мне показана была сидячая работа в поликлинике или стационаре. Но главврач сказал, что вакансия есть только в детском саду.

— Сидеть осматривать здоровых детей? Для молодого специалиста это деградация! Отправьте меня на участок, я справлюсь.

Три года я отработала на участке. Ходить нужно было очень много. Иногда я чувствовала, что это нереальная нагрузка, мои ноги не выдерживают! И такая награда была, когда мне говорили: «Доктор, спасибо, у нас всё хорошо!» Но надо было что-то менять.

Решила поступить заочно на юридический — хоть какой-то кусок хлеба, если не смогу работать врачом. Так к работе на участке добавились еще и сессии. И всё через боль, постоянную боль…

Два диплома, ординатура, а счастья нет

Депрессия меня догнала, когда я училась в клинической ординатуре. Я решила начать новую жизнь, всё бросить и уехать в Киев, посвятить себя науке, написать диссертацию.

На самом деле не наука была мне нужна, а что-то, что могло отвлечь от расставания с парнем.

Моя семья была против наших отношений. Бабушка говорила: «Он не нашего круга! Твои родители врачи, ты начитанная, а он… О чем вы будете разговаривать? И вообще, он не нашего крещения, не нашей национальности!»

— Какое это имеет значение! Мы же не зря встретились, мы хотим быть вместе!

Янош очень чувствительный, и конечно, ему всё это было неприятно. Он сказал: «Знаешь что, Наташ, я не могу так… У нас пословица есть: нельзя бежать за возом, который не хочет тебя везти. Нам лучше с тобой расстаться».

И на меня обрушилась депрессия… Что со мной будет дальше, как мне жить? Я любила его, очень любила. Рухнула надежда на семью, на нормальную жизнь.

Тогда я махнула рукой и решила уехать из дома, начать всё с чистого листа. Как раз подвернулась возможность поступить в ординатуру в Киев. Я и поступила.

Но Киев меня окончательно подорвал. Я росла в маленьких городках, где тепло, где вокруг близкие и помощь. А тут оказалась в общежитии, где выть хотелось от безысходности. Казалось бы, вокруг народ. Но среди посторонних людей ты остаешься наедине со своими мыслями, со своими проблемами, со своими страхами. Нет подруги, нет близкого человека, с которым посидишь, пооткровенничаешь. Да и ноги так болели, что начала принимать трамадол: обычные обезболивающие не действовали. Стала брать больше ночных дежурств, чтобы в общежитие не возвращаться. Обострился страх одиночества, протянул свои липкие лапы из детства, из санатория. Как тошно…

Чтобы не мешать никому, не быть обузой

Вытащила меня дружба с одним священником, отцом Василием. Это мой земляк из Закарпатья, они с другим священником строили церковь на Борщаговке. Я жила недалеко и стала ходить в этот недостроенный храм. Молилась, просила, чтобы мне какой-нибудь просвет дали. Было сложно, очень сложно. Но молитва держала на плаву, чтобы не наделать каких-то плохих дел с собой.

А мысли на этот счет были… Потому что — ну, что дальше? Всё только хуже.

Я решилась на операцию. Сын нашего священника из Мукачево работал в Киеве в институте ортопедии, он предложил: «Давай попробуем прооперировать, вдруг что-нибудь получится». К тому времени я уже почти совсем ходить не могла.

На двух суставах мне сделали корригирующую остеотомию — скрепили суставы титановыми пластинами. И вот отец Василий повез меня домой. Вынул переднее сиденье, занес на носилках и привез в Мукачево. Господи, я ему безмерно благодарна! Молю Бога о здравии, пусть у него всё будет хорошо.

Но депрессия моя никуда не делась. Я лежала и видела, как мама со мной мучается, как папа ей помогает (с его гипертонией). Меня снова надо было то в бассейн возить, то туда, то сюда. А мне уже 29 лет! Казалось, что всё, без шансов. Семьи нет, детей нет, работать по специальности я не буду уже никогда, потому что на костылях не смогу…

Я не хотела быть никому обузой. Было совсем невмоготу… Снотворное рядом…

Четыре подарка

Не знаю, кто сказал моему бывшему парню, что я лежу. Он просто пришел и сказал: «Давай попробуем снова». Так начался новый виток.

Мы поженились, когда я была на костылях. Венчал нас священник — отец моего доктора, который меня оперировал. Детей у нас не было два года, врачи не давали и шанса, говорили, что с моим синдромом Кушинга я никогда не забеременею. Это же гормональная проблема с гипофизом. А если забеременею, то не выношу. А если выношу, то уж точно никогда не рожу сама…

И тем не менее это случилось! Я забеременела, и это было такое счастье!

Когда приехала рожать, попала в руки моего бывшего преподавателя по акушерству и гинекологии. Очень хороший человек, Царствие ему небесное, он уже умер. Однокурсник моей мамы. Он сказал: «Хорошо, если ты так уверена, что ты родишь сама, будем рожать».

Конечно, было нелегко. Проваливалась, боли не чувствовала… Но родила! Какое это неземное ощущение, когда кладут сына на грудь! Боже мой, такое блаженство! Такое счастье, такой свет! Я даже не понимаю, вот говорят, женщины аборты делают… как можно? Как можно!!! Если ты здоровая, со здоровыми ногами, зачем ты идешь на аборт? Зачем!

Кстати, у меня все четыре ребенка со здоровыми ногами. Все! Слава Богу. Слава Богу за всё! И слава Богу, что я попала к такому врачу, который рискнул принять у меня роды, потому что другой просто отфутболил бы меня на кесарево, и всё.

Первого сына назвали — Дарий. Через год я снова забеременела. Оказалось тазовое предлежание. По всем медицинским канонам это надо было кесарить. И мой доктор, тот же, что принимал первого, говорит: «Наташа, ну давай прокесаримся, я переживаю». А я ответила: «Как Бог даст, так и будет. Если суждено мне родить нормально, то рожу. Я просто чувствую, что всё будет хорошо».

И родила Владика, как песню, — за две потуги. Легко, безболезненно, без разрывов, без ничего. Ну классно! Такая эйфория была! Раз — и готово!

А третьего и четвертого уже пришлось рожать через кесарево. Три мальчика у нас и одна девочка. И вот что интересно: когда я родила второго, у меня умерли папа и бабушка. В один год двое членов нашей семьи ушли. А еще мама, когда я была маленькой, сделала три аборта. И я постоянно ощущала: нужно, чтобы у меня детей было больше. Бога просила — мне хотелось, во-первых, искупить мамину вину. И во-вторых, казалось: раз двое членов семьи ушло, то двое должны и прийти. Вот двое и родились.

…Недавно старший говорит: «Мама, вы с папой еще детей хотите?» А я просто знаю, что больше не будет, вот и всё. Сверху виднее. Как говорится, я повинуюсь року своему.

Честно скажу: я очень слабая

Я обыкновенная женщина, обыкновенная мама. Каждая женщина может так, просто она не догадывается. Мы не догадываемся, какие у нас есть скрытые резервы, какие есть возможности. Честно вам скажу — я очень слабая. Сижу и плачу просто, если что-то не получается, если где-то ощущаю напряг в отношениях… Иногда надо пореветь, разрядка такая. А потом всё налаживается.

Было трудно, когда дети были маленькими, — мыть, гулять, носить на руках. Конечно, я бы сама с ними не справилась. У меня уже была 1-я группа инвалидности, муж не работал, мы оформили его по уходу за мной. Я вообще никуда не выходила, всё муж делал: в магазин, на базар, детей выгулять, помочь мне носить, если плачут, болеют, животик крутит.

Когда родился второй, Дарию был год и 9 месяцев, и я его еще кормила грудью. У меня молока очень много было. И когда он увидел, что я Владику грудь даю, начал плакать: «Мама, мама, молоко хочу». Я ему: «Ляле пусть будет молочко». А у него истерика! И я стала их кормить двоих. Один всё высосет, молоко не успеет набраться, а второй уже снова просит. Я просто лежала без сил. Мне муж делал супчики, в постель приносил, я поем — и снова кормить. Потом, наконец, старший осознал, что уже всё, молоко для ляли.

Когда мы перебрались к маме, стало проще: у нее частный дом, места больше, с детьми гулять легче — просто вышел во двор, и всё. Но мама тоже сначала не принимала мужа. Были ссоры, не хочу об этом даже вспоминать. Мы уезжали к себе в хрущевку на 3-й этаж, муж таскал там коляски. Потом снова возвращались. Но всё пережили…

Я счастливая

Янош очень самоотверженно мне помогал. Человек с большой буквы. Я безмерно ему благодарна. Он мне подарил шанс жить дальше. Меня бы не было, если бы он тогда не пришел, я бы просто реализовала свой план… Точно знаю, что если для него нужно что-то сделать, даже ценой здоровья, сделаю.

Когда мы венчались, мне было 30, ему 37, зрелые люди. Может, и хорошо, что мы сначала расстались: к браку подошли уже осознанно. Янош — человек, на которого я могу положиться безоговорочно и без которого не вижу своей жизни. Не каждый мужчина так поддерживает свою супругу, как он… Он был со мной на всех родах, после кесарева детей выкладывали на него…

Мой доктор его называл «квочкой», ведь муж приходил ко мне в роддом по два раза в день, иногда ночевал со мной в палате, когда после кесарева я не могла ребенка носить… Такой он — заботливый, нежный, лучше всех. В следующем году будет 20 лет нашей совместной жизни. Самые счастливые годы…

Да, я не состоялась, быть может, как крутой научный деятель или специалист в своей области. Но состоялась как женщина, как мама. Я счастливая. И рада, что по мере возможности могу помогать людям своими знаниями. По телефону консультации даю как педиатр, своих детей лечу. Пригодилось и юридическое образование: недавно помогла оформить документы одному нашему парню из общества инвалидов. Дети растут, дома только и разговоров, куда они дальше пойдут, какие у них настроения, чем они живут, чем они интересуются. Дарию уже 17, он поступил в Институт культуры на музыкальное отделение. Владику 15, он закончил 9 классов и поступил в театральное училище при Институте культуры в Ужгороде. Йозефу, третьему сыну, — 12. Ника — младшая, ей 9.

Не знаю, что нам помогло. Наверное, вера. Такая вера, что всё в Божьих руках. Как Он рассудит сверху, так и будет. Наше дело — принять Его волю как должное. Я на протяжении всей своей жизни в этом много раз удостоверилась. Пусть будет не так, как я хочу. А пусть будет так, как Он хочет. Ему виднее.

---

Благодарим Наталью Комиссарову за помощь в подготовке текста