Екатерина Маришина, мама двоих детей, ехала 29 марта 2010 года на метро в больницу к сыну. В вагоне с ней оказалась террористка-смертница. Взрыв прогремел в двух метрах от Екатерины. Женщина потеряла глаз, стопы обоих ног сильно раздробило. Она была беременна третьим ребенком.

Екатерина мечтала о дочке. Тогда ей было 32 года, она жила с мужем Андреем и двумя детьми-погодками: первоклассником Артемием и 6-летним Серафимом. У Кати с мужем резус-конфликт, отсюда проблемы со здоровьем детей. У Тёмы легкая инвалидность. У Серафима, который родился через год после Тёмы, ДЦП: до 5 лет инвалидная коляска… 

Серафим

— Это был год 100-летия прославление Серафима Саровского, так хотелось родить на Серафима. Все шли крестным ходом по стране и соединялись в Дивеево на праздник 1 августа. Но мне рано еще было рожать. Я наблюдалась у врача из-за резус-конфликта. Меня исследовали, чтобы узнать, больной ребенок или нет.

В больнице Екатерине предложили забор околоплодной жидкости. Начали проколы, сначала один, через месяц второй. Взяли кровь из пуповины, пришел анализ, сказали: «Здоровый, переливание не требуется», — и отпустили домой. Через два дня начались схватки.

— Мне говорят: «Рано еще, срок маленький, езжайте домой», а я же только год как родила, еще не забыла это чувство. Было 30 недель, они хотели дотянуть хотя бы до 34.

В тот день Катя и родила. Как и хотела, на Серафима Саровского. Сама, достаточно быстро, но мальчик родился в околоплодном пузыре, как в рубашке. Когда пузырь вскрыли, увидели зеленые воды и забрали ребенка в реанимацию. К выписке врачи подготовили 10 листов эпикриза сына, названного Серафимом. Через год стало ясно: у него ДЦП.

Красная стрела

Понедельник, Страстная неделя. Накануне было Вербное, Екатерина провела его в храме. В воздухе — торжественная скорбь, а проповедь священника вдохновляет на подвиги. Проснувшись, она стала собираться к сыну в больницу. Муж удивился, что так рано: «Иди сначала Тёмку в школу отведи, чего ты торопишься». Тёма ходил в первый класс, а у мужа был выходной: он отдыхал после смены.

Договорившись, что супруг отведет старшего в школу, Катя взяла пакет с продуктами,  сумку через плечо и пошла в метро. В 7 утра она зашла на станцию Коломенское. Спешила: накануне Серафимку перевели из травматологии в другое отделение, надо было успеть к обходу врача, чтобы познакомиться. Ехать час, с пересадкой на Театральной.

— Выхожу из перехода, вижу – поезд стоит, «Красная стрела». И уже двери закрываются, я как ломанулась! Успела, села в конец, где три места: слева девушка, справа мужчина. Вагон полупустой, человек 15, но мне хотелось в уголок куда-то спрятаться. Мне надо было прочитать правило ко причастию, хотела причаститься в четверг.

Одну остановку проехали, следующая — Лубянка. Мужчина, что сидел справа, встал на выход. Екатерина решила пересесть на его место и наклонилась к пакетам, чтобы передвинуть их. В это время произошел взрыв.

7:52

— Я согнулась, чтобы взять сумки и пересесть. И в этот момент мне стало плохо, потом я слышу хлопок. Что происходит — не понимаю. Первая мысль: «Какие-то баночки мне испорченные подсунули, что-то не то купила». Еще в мыслях, что дурно от беременности, от духоты, хотя на тот момент у меня было всего 7 недель.

По ощущениям Кати, взрыв был не сильным, но как-то наклонило на бок. Вагон в дыму и пыли, всё — серое. Восприятие смутное, хотя вроде в сознании. Из этих мыслей Катю вырвал мужской голос: «Есть кто живой?». Вопрос показался не к месту, но она обратила внимание, что плохо видит и, отвечая мужчине: «Я! Я!», не слышит себя. Она стала махать руками, обозначая, что жива.

Он спросил меня: «Можете встать?» Ответила: «Могу», но у меня не получилось — все ноги были в крови, не слушались. Вокруг какие-то люди на полу, всё серое. Живых не видно. Хаос.

Шахидка была в 2-3 метрах от нее во время взрыва. Катю спасла случайность: нагнувшись к сумкам, она сгруппировалась. Весь удар приняла на себя девушка слева. Сейчас она лежала мертвая на полу. Окна в вагоне разбиты, всё в какой-то пыли, мареве… Катя взяла сумку с паспортом и хотела выйти из вагона, но не могла опереться на ногу.

Из вагона ее вывел работник метро и посадил к колонне. На полу валялись какие-то частицы арматуры: нагретые осколки железа неправильной формы, такое при взрыве сильно въедается в тело. У Кати они навсегда остались над правой бровью и в стопе — слишком мелкие, не вытащить. Она стала осматривать себя: ноги сильно раздроблены, правая истекала кровью. Катя нашла у себя платок, попросила перевязать ее и помочь позвонить родным.

— Взрыв был активирован звонком на мобильный. Связь шла волнами, ее глушили. А у меня старый телефон, еще кнопочный, залит кровью. Мужчина набрал первого из записной книжки, на букву «А». Это оказалась моя беременная подруга. Он ее испугал. Я сказала: «Не надо, не надо ей, она еще родит от страха, у нее девятый месяц». Отняла у него телефон.

В этот момент Катя вспомнила и о своей беременности. Вокруг бегали и суетились люди, а Катя встала и закричала:

«Я беременная, меня надо вытащить».

Ее положили на носилки, сняли обувь и первой вынесли на улицу. Там уже стояли кареты скорой помощи. Она услышала вопрос: «Куда вас везти?», и тут же чей-то ответ: «В 1-ю Градскую, может быть глаз спасем».

— А что с глазом? — спросила я их, когда поехали. «Да ничего особенного, веко задето».

Глаз будем удалять?

Катю успокаивали везде: и в приемном покое, и на операционном столе. Она только в больнице поняла, что это был теракт. Следом за Лубянкой взорвали Парк культуры, говорили, что планировались и другие станции, но это предотвратили. О том, что нет глаза, она узнала от анестезиолога перед операцией. Оперировали две бригады: одна ноги, другая глаза.

«До конца только не удаляйте», — взмолилась Катя. «Не переживай, — прозвучало спокойным голосом, — все красиво сделаем». Катя поверила и добавила: «И наркоза много не давайте, я беременная.

Ребенок был для нее долгожданным, она берегла в больнице беременность больше зрения и ног. На рентгене сказала выдать резиновый фартук, защищающий живот. Медсестра удивилась: «Вы что, сохранять будете?» — «Конечно буду».

О беременности Кати знал весь медперсонал. Она чувствовала: внутри долгожданная дочка, о которой она мечтала, воспитывая мальчишек. Но не могла это объяснить всем. Даже без теракта ее ребенка никто не ждал: первые дети тяжелые, «сначала их подними». Она скрывала беременность. А тут о тайне узнала вся больница.

В первый день ее пришла искать сестра. Она спрашивала «Екатерину Маришину, пострадавшую от теракта», и все отвечали одинаково: «Это которая беременная?» — «Нет». Она уехала, так и не найдя Катю.

— У меня родители нецерковные. Верующие, но в душе. Они от меня такого не ожидали, а я девочку хотела, мечтала о дочке. В женской консультации тоже намекали на аборт.

Советский ребенок

Времени что-то понять и осмыслить не было. Всё происходило стремительно. Кате казалось, что она всё время боролась за то, чтобы ничего не удалять: ни ребенка, ни глаз. И эта борьба, как казалось, для нее началась еще до больницы, до взрыва. «Ой, девочка, часть глазика-то осталось», — сказали ей как-то при обходе.

А мне хорошо: сохранила я ребенка. Руки, ноги – это неважно. Можно на одной ноге скакать. Больше всего я думала о дочке. Про глаз было обидно. Но я — советский ребенок, я плакала кровавыми слезами и терпела. И это не метафора.

На второй день незнакомые люди стали присылать в больницу записки и иконы, поддерживать. Катя чувствовала, что многие за нее молились. День и ночь рядом с кроватью сидели медсестры, гладили по руке, по голове, успокаивали. Пришел епископ Пантелеймон (Шатов), привез подарки. Артём, старший сын, нарисовал маму с загипсованными ногами и написал: «Мама, выздоравливай».

Анастасия

В отдельной палате Катя провела полтора месяца. С вопросом про сохранение беременности постепенно отстали: видели, что она справляется и ведет себя бодро. Организм будто поставил блок на весь кошмар происходящего. Только в зеркало не хотелось смотреться и колоть антибиотик в глаз. Уколы делали дважды в день, и это было самое неприятное. Но без уколов можно было потерять зрение полностью.

УЗИ подтвердило Катино предчувствие — она ждала девочку. Об имени не думала, но однажды в больницу пришел священник и дважды ошибся, назвав ее Анастасией. Это разозлило маму Кати, сидящую рядом. Тогда Катя вышла из ситуации шуткой: «Это, наверное, дочку мою так зовут, мам».

Имя «Настя» Кате не нравилось, слишком популярное, все девочки сейчас в садиках Насти. Она его всерьез не рассматривала, но оно стало ей везде попадаться. Чтобы в палате не было скучно, принесли радио. Катя его включила, а там всё время крутят песню, и припев у нее: «Мое счастье по имени Настя». С утра до вечера.

«Не хочу Анастасию, уж только если сама рожу в день этой святой».

И родила 11 ноября, в день святой Анастасии, абсолютно здоровую Настю, с таким же, как у мамы, отрицательным резус-фактором. Имя Анастасия переводится как «воскресшая».

В роддом я приехала на костылях, в черных очках и с большим животом. Они думали, что я — модель, звезда такая, хожу по предродовой в солнцезащитных очках. Потом сняла — и они все поняли, конечно. Разрешили в очках.

Я сохранила ее, она — меня

Вернуть все назад и представить, что она не успевает в этот вагон метро, Катя не думала никогда. Наоборот, только вперед, где уже есть дочка. Где ее все любят и не нужно доказывать необходимость рождения ребенка.

— Меня вдруг все стали ценить, с глазом, без глаза, – только живи. И дочку мою больше не хотели убить. Внутри было ощущение, что я должна была пожертвовать собой. Отдать часть себя ради нее. Я сохранила ее, а она меня.

Организм восстанавливался быстро, Катя считает, что это связанно с беременностью. Ведь он работал за двоих. Катя смеется, что она была как терминатор: включился режим «самообновления». Большой палец на левой ноге был сломан, на правой переломаны все пальцы, а четвертый вообще не удалось сохранить. Но то, что осталось, — срослось. Врачи удивились и сказали: «Лучше не трогать».

Ноги после первой операции оперировали еще раз: каша из железа и сапог глубоко вошла в кожу и стала гнить. Но что-то было уже никак оттуда не достать, только если само выйдет. Так и стало происходить периодически. После родов Катя налаживала грудное вскармливание и прогревалась. На этом фоне начал беспокоить осколок в правом виске. Катя сразу не поняла, что это, подумала, родинка. Черная плотная точка стала увеличиваться, и через две недели показался острый край, разрезающий кожу. Это был кусок железа размером в сантиметр.

Похожий осколок показался через три-четыре года со стороны большого пальца ноги. Стало больно надевать кроссовок. Катя была на реабилитации Серафима в Евпатории и попросила хирурга осколок извлечь.

Остаток глаза пришлось удалить через год: он воспалялся, был риск потерять здоровый. Вставили протез. Катя долго привыкала к новой координации: правую сторону не видела, она для нее не существовала.

Плечом стукалась долго о косяки, угол зрения сместился (смеется). Справа все время в синяках была: глазом-то левым смотришь. Мозг не сразу перестроился. А потом привык. Я даже машину вожу.

Анастасии сейчас 9 лет, она закончила третий класс и дошла до полуфинала в кулинарном конкурсе. Тёме 18. Хочет быть политтехнологом. Легкая инвалидность полностью скомпенсировалась. Серафиму 16, он плавает и получает медали в детской паралимпийской группе. Ходит с палкой после неудачного падения. Екатерине 42 года, она развелась и воспитывает детей сама. Последнее время занялась выпечкой тортов на заказ.