Наталья Авилова — директор благотворительного фонда «Доктор Лиза». Замужем, воспитывает дочь. 
Елизавета Глинка, в честь которой назван фонд, погибла в 2016 году в авиакатастрофе под Сочи. Она сопровождала в Сирию партию лекарств. Сегодня фонд «Доктор Лиза» продолжает ее дело, помогая людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. 

По делам фонда я летаю в 10–20 командировок в год. Это в основном горячие точки и зоны ЧС: Сирия, Карабах, Донбасс. После того как погибла Елизавета Петровна Глинка, мы приняли решение, что в зоны военных действий летать буду я одна. Если что-то случится, пусть лучше погибнет один человек, а не два или три. 

Штат нашего фонда — четыре врача и я. Остальные — добровольцы. Мы не системный фонд, у нас нет цели собрать как можно больше денег. Нам легче принять подгузники, тушенку, бинты, хлоргексидин и найти автоволонтера, который будет всё это довозить до подопечных. Мы хотим собрать вокруг себя как можно больше неравнодушных людей и показать им, что помогать легко. И часто для этого не нужен фонд. 

Я лично знаю людей, которые когда-то соприкоснулись с доктором Лизой, а теперь приходят к нам в гости и рассказывают, как они своим престарелым соседям помогают мыть окна или клеить обои. 

Мы ее присутствие всегда ощущаем. Очень явно. Даже есть у нас такое понятие — «открытка от Лизы». 

Недавно вот был случай. Пришли к нам на Пятницкую одновременно две мамаши с маленькими детьми, у обеих сложная ситуация, им подгузники, питание нужно, а у нас — то, что было в фонде — только на одну хватает. Стою я и думаю, что делать, как разделить… И тут звонок. А у нас номер Лизы стал номером фонда, его все знают, все звонят. И голос в телефонной трубке: 

— Вы знаете, я фильм про доктора Лизу посмотрел, и мне очень помочь захотелось. Я сейчас стою в детском магазине, может, нужно что-то купить?

И я:

— Та-а-ак, три пачки памперсов, две упаковки каши… и всё везите к нам на Пятницкую.

И такого очень много.

Мне очень повезло с мужем. У нас с Елизаветой Петровной похожие ситуации в семье, у нее муж — американец российского происхождения, сейчас он живет в России. А у меня — немец, гражданин Германии, сейчас получает российское гражданство. Марк в какой-то момент оставил свою карьеру музыканта, чтобы помогать мне. 

У нас в фонде маленькие зарплаты — 20–30 тысяч рублей. Найти мужчину на такую ставку невозможно. И Марк стал этим «мужчиной на ставке»: грузчиком, курьером, охранником… Зато я стала видеть семью чаще: и на работе, и дома.

Наша дочка — тоже волонтер фонда, ей сейчас шесть лет. Она тут у нас выросла, ползая по полу на Пятницкой. Уже в три года умела помогать. Когда мы вывозили куда-то группу детей, она и воды предложит, и раскраской поделится. Сейчас, когда мы кормим бездомных, Карина тоже стоит то на ложках, то на хлебе. 

Я даже не могу назвать нашу помощь благотворительностью. Это простое человеческое отношение, понимаете! Если вы узнаете, что семья больного ребенка приехала в незнакомый город и в спешке, конечно, забыли зубную щетку, халат, разве вы не поделитесь самым необходимым? 

Мне очень нравится история из биографии Елизаветы Петровны. Однажды она шла с мамой по городу. Было ей семь лет. В переулке лежал бездомный — пьяный, плохо пахнущий человек. Мама Лизы дала ему деньги.

— Мама, а почему ты ему помогаешь? — спросила Лиза.

— Потому что кроме меня ему никто не поможет. 

Когда Елизавета Глинка после работы в киевском хосписе приехала в Москву и создала свою благотворительную организацию, она взяла эти слова девизом: «Мы помогаем тем, кому не помогает никто».

Бездомных считают отбросами общества, которые сами виноваты в своей нужде. Елизавета Петровна видела в них образ и подобие Божие и говорила: «Если этот человек идет ко мне за помощью, значит, он всё еще надеется. Как же я могу поставить на нем крест!» 

Еще она говорила: «Пусть лучше меня обманут, и я помогу тому, кто в этом не нуждается, чем один раз пропущу человека, который умрет, если мы ему не поможем». 

У Лизы было потрясающее чувство юмора. Благодаря ее искрометным историям в «Живом Журнале» о ней узнали десятки тысяч людей. Например, была такая история. 

Однажды после нескольких часов на вокзале в жару, принимая уже, наверное, двухсотого больного, Елизавета Петровна спрашивает:

— Семеныч, ты антибиотики пропил?

— Нет.

— Почему?

— Что я, сволочь что ли, лекарства пропивать. Я их принял, как велели.

— Прости, Семеныч, мы не в этом смысле, не обижайся…

Лиза говорила: «Пусть на моих похоронах играют песни Гарика Сукачева». И сейчас, когда мы собираемся на годовщину ее смерти, кто-нибудь из старой команды обязательно скажет: «Ну-ка хватит грустить. Помните, что Петровна говорила: никакой скорби, пусть обо мне вспоминают с радостью. А самое главное — дело сохранить». 

Она повторяла эти слова много раз. Думаю, благодаря этому и существует «Доктор Лиза». 

Лиза никого не оставляла равнодушным, она всех заражала своей энергией, всех втягивала в свой водоворот. И я не исключение. Я познакомилась с ней, когда была помощницей спикера Совета Федерации. То есть это совсем другая сфера жизни, казалось бы. Но уже через шесть часов она меня строила, позвонила чуть ли не ночью: «У нас тут бездомный на ступеньках умирает, надо его срочно госпитализировать! Ты помощница Миронова, помоги». Я просто влюбилась в такие ее поступки! И пришла в ее фонд волонтером. 

Мне не устраивали собеседований, ничего не объясняли, мне сразу что-то дали, куда-то послали… нужно было с порога встроиться в бешеный ритм работы фонда. Сначала нужно было учиться не мешать, а потом уже — пытаться помогать. 

Позже я стала помощницей Елизаветы Петровны. Честно говоря, наблюдая ее действия, думала, что она всегда работает, буквально не спит по ночам. А после ее смерти Глеб Глебович Глинка, ее муж, сейчас он председатель совета фонда, сказал: «Нет, Наташа, она обязательно брала выходные, как минимум воскресенье, иногда и субботу». Она проводила это время с семьей, могла дома окна помыть, готовила. А в последние годы у нее появилась дача — цветы и яблони стали ее страстью. Ее хватало на всё и всех, она была уникальным человеком. Мне пока это плохо удается. 

Нас часто критикуют, что мы возимся с бездомными, плодим гниль. «Лучше бы вы помогали бездомным собакам!» — такое могут сказать. Однажды измазали дверь фонда фекалиями, могут что-то в окно бросить. Но мы объясняем: «Если мы не дадим бездомному кружку супа, чистую рубашку, осмотр врача, он может оказаться заразным, может разбить ларек, чтобы взять там еду, или снять с вас же в подъезде куртку. Вам это надо?» 

Мы даже не делаем свою работу на деньги налогоплательщиков, у нас частный фонд, нам помогают наши друзья. Это наше личное решение — помогать. В результате этих действий в лучшем случае человек уйдет с улицы. Но если даже и нет — с ним можно будет безопасно сосуществовать в одном городе, на одной улице. 

Оказаться на улице может любой. У нас есть история про Сергея, которого мы встретили на вокзале, с незаживающей раной во рту, которая после обследования оказалась онкологией на 4-й стадии. Еще год назад он вел обычную жизнь, ходил на работу, жил с женой и тремя детьми в своей квартире. Были конфликты в семье, брак распался. Сергей переехал в съемную квартиру, а потом у него начались обмороки, боли, выяснилось, что это онкология, он не смог работать. Переехал в дешевый хостел, а оттуда уже на улицу. На улице украли документы… И всё, за год человек из благополучного превратился в бездомного и умирающего.

Благодаря фонду «Вера» его удалось устроить в московский хоспис. Он лежал в чистоте, тепле, сытый, с обезболиванием. Его положили 30 декабря, а 7 января, на Рождество, он умер. Он говорил, что для него это были самые счастливые дни за прошедший год. 

У нас среди бездомных есть профессора, актеры, историки. Может, только нет министров пока. В нашей стране каждый может столкнуться с мошенниками и оказаться на улице. Бывает даже, что дети обманывают своих родителей. 

Доктор Лиза говорила: «Нам одинаково дороги и те, кто помогает, и те, кому мы помогаем». Мы сокращаем дистанцию между теми и другими. У нас есть попечители, высокопоставленные или очень состоятельные люди, которые помогают нам как частные лица. Они лично приезжают, чтобы выслушать историю и самим в нее включиться. 

У нас тяжело, да, потому что у нас важно быть сопричастным. Не все волонтеры у нас выдерживают, многие переходят в другие фонды. Но Елизавета Петровна говорила, что если ты за день выслушал семь историй, а на восьмой понял, что тебе уже всё равно и ты можешь только сказать человеку: «Да-да, давайте копию документов, до свидания», то ты не имеешь права дальше работать. Тебе надо пойти домой и отдохнуть, равнодушие в нашей работе непростительно.